поскольку тупые овцы из отдела кадров не умели и не хотели делать свою работу, климат в нашем гнилом коллективчике испортился окончательно. Впрочем, знай мои коллеги то, чему они завидовали, увидь то, что потом увидел я, смеялись бы в голос над собственным неразумием. Заместитель начальника управления, мой бывший друг и сосед по кабинету, ведший себя так, будто его поездка на курсы повышения квалификации, после которой он получит головокружительное повышение и покинет нас, – дело давно решённое, и в последнее время буквально махавший всем нам рукой из недосягаемых высот, неожиданно для себя обнаружил, что остаётся на месте и справедливо воспринял слова руководителя «ты нужен нам здесь для решения срочных и важных задач» как издёвку. Впоследствии он стал всех презирать ещё больше и из в общем-то обычного шалопая превратился в закоренелого мизантропа вроде меня, заботившегося только о том, чтобы ничего не делать и ни за что не брать ответственности. И наоборот, Людмила, одна из девиц, так усердно достававших меня в прошлом году по приезде из отпуска, чьи родители или кто-нибудь ещё вовремя подсуетились, и она получила шанс на поездку в Москву, которая не могла ничего ей дать по определению, теперь вознеслась до небес, будучи и прежде не слишком вменяемой. Мало того что она рассорилась с Надеждой, пытавшейся пассивной агрессией, единственным доступным той способом, противостоять самочинным попыткам подруги перепоручить часть собственной работы, в результате которых в кабинете начальника произошёл чрезвычайно всех развеселивший громкий скандал с личными оскорблениями и ультиматумами, заключавшимися в том, что неудачница не станет выполнять обязанности Людмилы в период её отсутствия, так ещё и взъелась на меня, я казался ей недостаточно авторитетным, чтобы наравне со столь замечательной персоной отправиться в такое престижное путешествие. Все остальные пожали плечами и продолжили заниматься тем же, чем и прежде, то есть почти ничем, а тот вечно загруженный делами парень в конкурсе даже не участвовал, понимая бесперспективность данного предприятия, так что результаты отбора его ни капли не интересовали и ничуть не изменили.
Прошёл июнь, настал самый желанный месяц в году, а в моём доме шли грандиозные сборы. Вы когда-нибудь видели, какую суету поднимает деревенщина перед длительной дальней поездкой? Я видел. Особенно удивляла мать. Она и в прошлом году перед моим отпуском устроила невыносимую беготню по комнатам с нечленораздельными причитаниями. Но тогда я ехал не в такое требовательное место, и сейчас она прямо-таки утроила хлопоты. В них было всё: и нежелание расставаться с привычным порядком вещей, бессилие перед неизвестностью, в которую я попадал и которая оказалась ей совершенно чужда, непроницаема для обывательского мировоззрения женщины, всю жизнь прожившей в глубинке; и жажда не ударить в грязь лицом перед мифическими столичными людьми, как будто кому-то не безразлична моя персона, не плевать на то, как выглядит и как себя ведёт её сын, дополняемая сугубо плебейской приниженностью и восхищением перед большим городом и полным отсутствием понимания места индивида в нём, вследствие неспособности осознать масштаб и разнообразие копошащейся там биомассы; и, наконец, без преувеличения панический страх того, что Поленов-младший очутится в ситуации, с которой не сможет справиться. Из-за этого страха она пыталась запихнуть в дорожную сумку буквально всё, начиная с плавок и оканчивая пуховиком. Мне еле-еле удалось предотвратить последнее, мы с отцом долго её уверяли, что в Москве не холоднее, чем у нас, и пусть весь июнь прошёл в дождях, июль обещали не таким прохладным, и точно без заморозков. Впрочем, и он не остался в стороне и поддался суете, но более позитивной, испытывая гордость за сына, будто забыл, что гордиться нечем, учитывая то, как я заслужил предстоящую поездку. Отец приобрёл мне официальный и совсем не летний костюм, который я надел единожды при вручении свидетельства о повышении квалификации, выглядя в нём будто в мешке. Ситуацию сделало более комичным и то, что все остальные оделись по-летнему и без особых претензий, однако фотография события, на которой моё бледное и потное лицо возвышалось над ритуальным туалетом как чужеродный элемент, его очень порадовала. Мне было приятно доставить ему удовольствие, но вместе с тем я чувствовал, будто отчитываюсь перед ним за поездку.
Сестра по мере заинтересованности тоже влилась во всеобщий поток, но скорее не из-за переживаний, а за компанию, по молодости и наивности считая, будто обязана повторять действия родителей, и потому никакого существенного вклада не внесла, кроме умножения энтропии. Брат же и вовсе в последнее время редко показывался мне на глаза, мы почти не общались, но, казалось, больше не злился за новогодний инцидент, а просто отдалился, уяснив себе своё место в моей жизни и смирившись с тем, что никогда не имел и впредь не получит надо мной влияния. Наверняка он решил, что я об этом ещё пожалею. К тому же незадолго до моего отъезда Стёпа демонстративно отбыл с женой в отпуск на море на собственной машине-развалюхе через полстраны.
Моя роль в гротескном безумии заключалась в сдерживании проявлений заботы, окончательно выходивших за рамки добра и зла, ибо если я пытался кого-то отговорить от того, что вдруг показалось ему хоть каплю разумным, то наталкивался на обиду и непонимание. Так я вытащил из сумки термобельё и плавки, шерстяные носки и полупрозрачные шорты, годившиеся только для пляжа, зимние ботинки и сандалии, наотрез отказался брать с собой старую, но ещё работавшую микроволновую печь, стоявшую на веранде, которая, по уверениям матери, пригодилась бы для разогревания пищи, тёплое одеяло, электрический чайник, тарелки, вилки и ложки, а ещё утюг навязывавшийся под предлогом того, чтобы «не выглядеть как деревенский оборванец». Я не знаю, о чём они все втроём думали, когда предлагали взять подобное снаряжение, оно бы не вместилось ни в машину отца, на которой он повёз меня в столицу, ни во вполне приличную двуспальную комнату общежития с туалетом и душевой, в которой я поселился по приезде туда, и чья стоимость была включена в стоимость обучения, составляя его немалую часть. Когда я об этом узнал, лишний раз убедился в подвальном уровне нашего сельского чиновничества, грозившего, что мы сами будем нести расходы за проживание в период обучения. Они даже не смогли разобраться в условиях контракта и необходимости их исполнения, предполагая только то, к чему привыкли сами.
XXIX
Стоя на пороге здания на юго-востоке Москвы, я вдруг осознал, в насколько рискованное предприятие ввязался. А если меня здесь не примут? Я буду вынужден снять комнату, на что у меня нет ни времени, ни средств. А если примут, не запросят ли
