я только открыла рот?
Пробую другую тактику.
– К нам приходил человек. Никогда раньше его не видела, Землевластитель, но он нам пригрозил. Мы бы сообщили о нём на пост стражников раньше, но не знакомы с ним. Никогда раньше его не видела, – повторяю я.
Землевластитель Минос вздёргивает подбородок. Наголовник остаётся точно на своём месте. Но теперь я знаю: это выражение абсолютной власти на её лице – причина, по которой Айала Минос остаётся Землевластителем Солонии последние тридцать пять лет. Этот каменный блеск – причина, почему даже в совете, за столом власти предержащих, никто в ней не усомнится.
– Можешь описать этого человека художнику-криминалисту на посте стражников?
– Да, – говорю я быстро. Возможно, обрисую внешность погибшего всадника. Мертвеца преследовать не станут. Кажется, разговор окончен. Если Землевластитель отпустит нас, приём будет завершён. Так что продолжаю: – Землевластитель? Могу я кое-что спросить?
Уголок её губ подрагивает.
– Что именно?
– Моя сестра впала в кому после пожара вчера. Медик сказал, будь она в больнице, они бы выяснили, что с ней не так. – Голос начинает дрожать, несмотря на все усилия. Сама мысль слишком колючая, слишком болезненная, чтобы облечь её в слова. – Пожалуйста, Землевластитель, скажите, возможно ли, чтобы её осмотрели? В больнице.
«Не двигайся. Стой ровно и спокойно».
И тут происходит неожиданное чудо. Землевластитель улыбается.
– Конечно, Корал Охотник. Это станет нашим подарком тебе за заслуги перед островом, за то, что выступаешь с нами против мятежников.
Всё вокруг становится чуть светлее, чуть ярче. В конце концов, это то, ради чего я сражаюсь. То, чего я ждала. Прижимаю ладонь к сердцу и повторяю фразу, которую мы с Эмриком заучили ещё в детстве:
– Мы, Охотники, преданы Солонии и вам.
Стражник провожает нас к лифту. Дориан до сих пор не произнёс ни слова. А я-то думала, что мы уже отбросили условности.
На улице многолюдно, пускай она ничуть не похожа на подворотни съёмщиков. Никаких грязных стен или камней, торчащих посреди дороги. Резной массив из горной породы скрыт за рядами зданий и фальшивыми циркадными огнями «день-ночь». Только старательно прищурившись, фокусируясь на узком участке, заметном между двумя строениями, можно разглядеть стены Террафорта.
Дориан входит в лифт первым. Я хмурюсь, но следую за ним. В этот самый момент он произносит:
– Эй, это не помощник Землевластителя?
Стражник поворачивается, наклоняя голову, чтобы проверить, и решётка лифта начинает опускаться.
– Где?.. О, стой!
Ладонь Дориана зависает над тормозным рычагом.
– Пытаюсь, но ничего не выходит. Воспользуйся следующим, мы подождём, – кричит он. Огромная клетка начинает подниматься перед лицом стражника. Я смотрю на Дориана, озадаченная. – И, – произносит он спокойно, – как думаешь, что ты только что сделала?
У него такой тон, будто я совершила преступление.
– Моя сестра в коме, – говорю я сквозь зубы. – Мне недоступна роскошь размышлений о том, что правильно, а что нет.
– Думаешь, заручилась помощью для Лирии?
– Последнее, что я слышала: твой отец считает, что Землевластитель погубит земельщиков, потому что я в гонке. И ты, кажется, был с ним согласен. Изменил мнение?
Дориан пристально смотрит на меня, грудь поднимается и опускается.
– Землевластитель никому не помогает. Она не раздаёт подарков. И уж тем более съёмщикам.
Кровь приливает к моим щекам.
– Я понимаю, что она ни на чьей стороне, я не идиотка. – Как он смеет думать, что знает лучше? Я так живу: извлекаю максимум пользы из любой ситуации. Раз уж мне довелось предстать перед Землевластителем, я бы ни за что не упустила возможность. Особенно когда на кону жизнь сестры. Разве он, земельщик, может это понять?
Мы почти поднялись до большого базара на цокольном этаже Террафорта.
– Забудь, что слышала в подворотне. Если Землевластитель снова пришлёт за тобой, ничего не говори. Если тебе действительно что-то известно про мятежников и их деятельность, расскажи мне.
Я поднимаю бровь.
– С чего вдруг?
– Потому что я тебя прошу.
В памяти всплывает вспоминание. Я плачу на земле, а Дориан велит мне подниматься. Он мог бы меня там бросить. Будь я на его месте, случись приступ паники у него, а мне выпади возможность сбежать, оставив соперника по турниру, я бы так и сделала. Подумала бы о Лирии и бросила бы его.
Дориан так не поступил.
Но ведь это не отменяет того, что он пытался меня запугать?
– Я не обязана делать то, что ты говоришь. И не лезь в мои дела.
– Не доверяешь мне после всего, через что мы прошли? После того как мы буквально сражались бок о бок и снова спасли жизни друг другу? Я выручал тебя столько раз, а ты веришь Землевластителю? Она умеет извратить каждое слово, произнесённое в её кабинете. Минос найдёт способ использовать твои свидетельства против тебя.
– Если то, как ты со мной поступил, называется спасением, страшно представить, что тогда для тебя предательство, – сердито говорю я. – Ты пытался убить меня только до тех пор, пока твоя собственная жизнь не оказалась на кону. Уж извини, что больше не воспринимаю тебя всерьёз. И что тебя так огорчило? Что съёмщица получит необходимые лекарства и уход? – Дориан резко усмехается. Это не ехидный смешок, а тихий разочарованный смех. – Зачем пытаешься меня убить? – говорю я, пока попытка унизить меня снова не сошла ему с рук.
Дориан перестаёт смеяться. Подходит на шаг ближе, не отводя взгляда.
– Чтобы от страха ты побежала с турнира очертя голову.
Такого ответа я никак не ожидала. Изучаю маску спокойствия на лице Дориана. Грызущее чувство подсказывает, что он преследовал цель выбить почву у меня из-под ног. Вывести меня из себя. Сказать что-то настолько нелепое, от чего я бы не смогла отмахнуться. Как ни крути, что бы ни происходило вне трассы, Дориан Акаян по-прежнему мой враг. Когда всё было иначе?
– Никуда я не побегу. Останусь здесь и уведу у тебя корону. Знаешь, почему гнев для меня единственное решение? Именно поэтому. Переговоры в моём случае не срабатывают. Так что оставь свои попытки на меня повлиять. Сегодня ты пытаешься меня убить, на следующий день называешь это спасением.
– Я лишь попытался, – отрывисто бросает он. – Мой отец, Корал, в самом деле тебя убьёт.
Мгновение я пристально на него смотрю. Знаю: Дориан не питает особой любви к отцу. Какими бы ни были их отношения, они такие же запутанные и тернистые, как у нас с папой. Попытайся мой отец убить кого-то… Сама мысль отвратительна.
– Ты поэтому ушёл? – Осознание тихо оседает, словно хлопья пепла после пожара. Ответ всё это время был так прост? Дориан всегда ненавидел отца; всегда боялся того, что может случиться, прознай тот о нас. Гораздо сильнее меня. У меня были Эмрик и Крейн. У Дориана не было никого, кто мог бы его утешить. Думал, что я не смирюсь с этой простой истиной, которую я, возможно, знала всегда? Дориан отводит
