когда настроение на высоте, и янтарно-золотистые, когда лежит подо мной и сгорает от пылкой страсти.
Трудно было подобрать цвет, учитывая, что раньше там красовался болотный. Ведьминский.
Хотя и эти нельзя назвать ангельскими…
Они заколдовали меня и не отпускали на волю. А я и не пытался выбраться…
— Это я? — Ева удивленно смотрит на свой портрет.
— Это ты. Нравится?
— Она охренительная! — выкрикивает она довольно. — То есть я охренительная! У меня такие большие губы? А щеки? Там же прыщи должны быть. Неужели я так идеально выгляжу?
— Ты лучше, чем на картине, — шепчу на ухо, обняв свою малышку со спины. Она так часто дышит, руки слегка дрогнули, сердце быстро стучит. И у меня так же. В унисон.
Пытается притронуться пальцем, на пальце тут же отпечатывается темно-шоколадный цвет. Он почти высох, картине не навредил. Да и исправить это было бы легко.
— Могу еще попозировать! — довольно поворачивается в моих руках и кокетливо заглядывает в глаза. — Даже голышом.
Моя ненасытная. Ты попозируешь для меня обязательно, но обнаженной хочу видеть тебя в другом месте. Уж точно не в мастерской.
Подумать только, раньше я почти никого не пускал в мастерскую, даже Яна не всегда имела возможность навестить меня, а Еву впустил с первого прихода. Она не сильно мешала, совсем не отвлекала, разве что однажды, когда наши жизни изменились. Когда я почувствовал к ней нечто большее, чем желание заботиться. Моя маленькая муза, мое вдохновение, моя женщина, без которой больше не представляю свои будни.
Она прекрасна. Моя Ева. А я Адам, согрешивший с ней. И главное, я об этом ни разу не пожалел.
— Ну что, кушать? — спрашиваю ее, неохотно оторвавшись от сладких губ.
— Знаешь… — тянет она. — Я хочу попробовать кое что… с тобой, — робко шепчет Ева в ответ, глядя в пол.
Так невинно смотрится эта картина, учитывая, что она сейчас в моей рубашке, не застегнутой ни на одну пуговицу. Она открывает чуть торчащие соски, плоский живот и сексуально манящую ложбинку между грудью.
Внезапно Ева садится на колени и…
— Стой, не надо.
— Олег, я хочу… — она заглядывает из под пушистых ресниц своими невинным глазками. Умоляя. Не стал говорить, что когда-то давно, казалось, в прошлой жизни, представлял эту картину точь-в-точь, как она сейчас выглядит. И сейчас она воплощается в явь.
Малышка стягивает с меня штаны вместе с трусами и во все глаза смотрит в пах. На твердый половой орган, на дорожку волос, тянущуюся от пупка. Неуверенно берет его в маленькую ладошку, а потом, прикрыв глаза, касается его губами. Языком. Вбирает в свой сладкий ротик. Со стоном наслаждения. Или он с моих губ вылетел?
Целует периодически живот короткими влажными прикосновениями, снова уделяет внимание моему половому органу. Пальчиков очерчивает какие-то узоры на животе, оставляя на моей коже темные разводы.
Блядь! Не думал, что обычный минет сможет так меня возбудить. Но дело не только в нем. В движениях моей девочки, в том, как она наслаждается процессом. Как и я. Периодически смахивает длинные волосы с плеч, а мне так хочется намотать их на кулак, но не делаю этого — не буду пугать свою девочку.
— Тебе нравится? — спрашивает, заглядывая невинными глазами куда-то вглубь меня. Дальше, чем глаза.
— Не останавливайся.
И она не останавливается ни на секунду. Трахает меня своими губками. Двигается вперед и назад. Медленно, немного неопытно. Но и этого достаточно для того, чтобы сорваться окончательно и бесповоротно.
— Вставай! — оттягиваю мою девочку, резко приподнимаю ее за бедра и опускаю на стол. Сметаю неровным взмахом руки. Разбавители, краски, масло, кисти, коллекция мастихинов — все летит на пол, оставляя на моих руках следы, а затем и на коже моей малышки. Сине-зеленые. Но нам было уже плевать, когда и как успели вляпаться в краску, что вещи скоро станут абсолютно грязными и трудно оттираемыми.
Губы сами находят друг друга. Впиваются страстным поцелуем, языки сплетаются в жарком танце, а руки гладят друг друга.
Слышу треск ткани. Ее рубашка превращается в клочья, зато открывает прекрасный вид на обнаженное тело с сине-зелеными разводами на бедрах, животе, груди. Там, где моя рука оставляла след.
— Ты войдешь? — спрашивает Ева, разводя свои длинные ножки шире.
— Войду. Медленно. Чтобы ты знала, как я тебя хочу.
Обнаженная, красивая с искрящимися частичками золота глазами. Порочными. Я не выполнил свое обещание. Не выдержал. Вошел сразу резко. Жестко. И задвигался, не останавливаясь.
— Еще… еще…
Ева так сладко стонет. Все громче и громче. В такт моим толчкам. Царапает спину, плечи, руки, впивается своими губами в мои, крепко сжимая шею. Безумие. Сумасшествие. С ней. Всегда.
— А-ах! — достигает пика с оглушающим стоном, выгибаясь в моих руках. Я догоняю свою малышку через пару минут.
Ноги еле держат, а руки впиты в ее светлые бедра, на которых останутся мои следы.
— Люблю тебя, — шепчет, опустив мою голову к своей груди. Слышу, как быстро-быстро бьется девичье сердечко, готовое вот-вот выпрыгнуть из клетки. И мое готово. От этих слов, не требующих никакого объяснения.
— Люблю, — шепчу в ответ, поцеловав левую грудь как раз в том месте, где четче слышится сердцебиение.
Казалось, счастью нет предела, и сейчас нам никто не нужен. Только мы. Улыбаюсь, как дурак, стараясь успокоить удары сердца, но знаю, что это бесполезно. Не все сразу. Не с ней.
Наше безумие внезапно прерывает телефонный звонок.
Да! — рявкаю в трубку, наблюдая, как моя расслабленная малышка стреляет любопытно-игривым взглядом, прикрывая робко грудь ладошкой.
— Ты куда пропал, брат? Звоню-звоню, а ты недоступен! — звучит в ответ обеспокоенный голос Эдгара.
— Никуда. Что-то случилось?
— Еще как случилось! Яна…
— Стоп! — тут же перебиваю друга. — Ты обещал ничего о ней не рассказывать, — припоминаю наш недавний разговор, когда мы с Евой вернулись из Франции.
— Уверен? Тебе будет интересно.
Снова смотрю на свою любопытную малышку, окидываю взглядом ее хрупкую фигурку, стройные ножки, скрещенные на коленях, сочные губы, которые она временами покусывает.
