приблизительно, – тебе, как женщине, наверное, не понять… Я
ведь просто захлебываюсь во всём этом… Да если бы они были ещё более или менее, а тут. .
– Что «тут»?
– Да несколько дней назад попал к одной такой, что до сих пор тошнит. .
– Даже так? – ещё более удивлённо, со специальной усмешкой, замечает Элина.
Зря она, конечно, подначивает, но сегодня и впрямь хочется лишь одного – взять и вывалить
кому-то всё, что есть, если уж это заготовлено. Так что, чуть помявшись ещё, походив вокруг да
около, Роман всё-таки начинает рассказывать. Сначала – о последней Зойке с её тараканником,
затем – о других наиболее впечатляющих по душевной грязи приключениях. Ну, а потом: дальше-
больше. Никогда ещё ни перед кем, тем более перед женщиной, Роман не исповедовался и даже
не знает толком, в каком свете подавать своё откровение. Некоторые приключения невольно
волнуют его самого, но перед Элиной он раскрашивает их в самый непривлекательный цвет. А ведь
в исповеди Элине даже что-то есть. Перед Серёгой не вышло бы истязать себя вот так – на полную
катушку. Этот-то суд будет куда взыскательней и строже. Где-то на втором плане сознания, правда,
хочется одёрнуть себя: да что ж ты выбалтываешь-то всё? Она просто выставит тебя сейчас. И
чаёв её с молоком из фиолетовой чашки ты уж никогда больше не увидишь. Или просто выслушает
с показным сочувствием и промолчит. Но своё мнение составит. Но это её мнение – не дай Бог
никому.
Однако, тут выходит что-то другое. Все его истории Элина почему-то не слушает, а просто
впитывает своими ёмкими карими глазами. А если на минуту замолчишь, то даже осторожно, уже
без прежней усмешки подбадривает нарочито-невинными вопросами. Впрочем, теперь и само её
молчание похоже на просьбу не останавливаться. И как это понимать? Да так, что Элину его
похождения волнуют! Это ясно, как день. Никаким презрением, которое он пытается в ней создать,
нагнетая максимальное количество грязи, чтобы получить потом достойное осуждение, тут,
кажется, и не пахнет. Так что же он делает тогда? Всё-таки кается или постепенно, сам не желая
того, превращается в какого-то странного соблазнителя? Во всяком случае, никакого
самобичевания на глазах осуждающей толпы тут не получается. Ничего, кроме смущения и некой
мягкой гипнотической податливости на каждое его слово, он в своей чистейшей слушательнице не
64
видит. А может быть, ей и самой есть, что рассказать о себе?
Что ж, проверим. Пусть этому поможет пауза – великий психологический приём. Как будто всё
уже рассказав, Роман отворачивается и смотрит в окно на светящиеся разноцветные квадратики
противоположного дома. Сейчас, уже хотя бы для того, чтобы как-то смягчить его, теперь уже явно
мнимое самобичевание, слушательница должна ответить чем-то подобным. Логика беседы именно
такова.
Элина некоторое время выжидающе смотрит на гостя. Потом встаёт и подтягивает кран, из
которого, как она теперь замечает, нудными каплями сыплется вода.
Жаль Серёгу, жаль. Он счастлив и горд своим редким целомудренным браком, он надышаться
не может на жену. А тут всё иначе. Не может чистота совмещаться с таким порочным блеском глаз,
с дрожанием пальцев, закручивающих кран.
– Ну, ничего, ничего, – говорит Элина, садясь за стол напротив, – я в детстве тоже в кого только
ни влюблялась…
– В детстве? Влюблялась? – иронично хмыкнув, отвечает Роман, словно легонько отвергая её
явно неравноценный ответ.
– Да, конечно, – соглашается она, – у тебя совсем другое…
– А мужчины у тебя были? – вдруг совершенно неожиданно, но совсем спокойно и по-свойски,
как Бог или совесть, спрашивает Роман, понимая, что сейчас она всё ещё находится в настроении,
созданном его историями.
– Ну что ты… только Сережа, – растерянно бормочет она и, столкнувшись с его насмешливым,
отчего-то всезнающим взглядом, вдруг виновато роняет, – хотя…
А вот теперь лучше снова отвернуться. В одном окне противоположного дома, в глубине
комнаты женщина, сидя на диване, кормит грудью ребёнка, в другом – семейство ужинает за
самоваром: надо же, городская, вроде бы, квартира, четвёртый этаж и – деревенский самовар!
Чего не бывает на свете!
Элине сейчас помешает даже взгляд. Ну, что может значить какое-нибудь единственное слово,
особенно вот такое простое, как «хотя», которое мы произносим без конца? Да ничего. Элина же
этим, повисшим в воздухе «хотя», влипла так, что теперь ей потребуется очень много прочих слов
для того, чтобы как-то выплыть на внезапно потерянный берег. Но полностью выплыть уже не
получится. И, в общем, на целомудренном семейном счастье Серёги можно поставить крест. Что
верно то верно: психология – вещь великая, как утверждает этот Костик – идиот.
– Теперь это, наверное, уже не считается, – как-то отстранённо и монотонно произносит Элина,
– был у меня один спортсмен… лыжник. Как раз перед Серёжей. Не он, так мы с Серёжей,
наверное бы, и не жили. На близость с Мишкой я решилась, потому что собиралась за него замуж.
Мои родители были как раз в отпуске, я пригласила его домой. А он в первое же наше утро будто
белены объелся. Решил, видно, что теперь я у него в руках, и заговорил со мной уже как с какой-то
сообщницей о том, как квартиру у моих родителей оттяпать и сколько денег с них стянуть.
Естественно, я его тут же и выставила. Обидно было до слёз. Вроде, взяла и ни за что ни про что
испортила себя. А как потом перед настоящим мужем предстать? Сделать, как моя подруга: в
первую ночь бритвочкой чиркнуть по ноге, чтобы кровь была? Но я решила иначе. Я поняла, что
если у меня сейчас же появится другой мужчина, тот, который действительно станет моим мужем,
то он ничего не поймёт. Он и для меня будет как первый. А ещё, конечно, мне хотелось тут же
вытеснить из памяти этого дурака. Так и появился Серёжа…
– Это было вечером? – уточняет Роман.
– Вечером…
– Вечером того же дня после занятий, – добавляет он, вспомнив взволнованную историю друга
о таком его романтическом знакомстве.
– Да, так оно и было. Видно, Серёжа тебе рассказывал…
Что ж, теперь время очередной паузы. Можно молчать и наблюдать, как нарастает её
внутренняя суета и беспокойство.
– Да уж, ловко ты его сделала, – отвернувшись, грустно произносит Роман. – Ты, наверное,
даже простыней не сменила… Не менять их было даже выгодно… Для яркости фактов, так
сказать…
Некоторое время они оба молчат. Роман поворачивается к Элине и сталкивается с её
красивыми, расширенными от страха глазами. Теперь она видит перед собой не какого-то
случайного мужчину с
