почувствовал вибрацию. Звуки! Там, за переборкой, был воздух. И кто-то там говорил.
Ыктыгел шагнул в шлюз и нашарил оплавившуюся, почерневшую кнопку. За его спиной схлопнулись створки, присосались; зашумели насосы, и он ощутил, как опадает раздувшийся скафандр по мере выравнивания давлений.
Люк открылся, Ыктыгел шагнул вперед, держа перед собой бластер. И увидел двух мужчин, шитанн и гъдеанина, они-то и говорили между собой, находясь на гораздо более короткой дистанции, чем приличествует деловому разговору. Шитанн настойчиво пытался еще больше ее сократить, гъдеанин пятился прямо на Ыктыгела, спиной к нему. Ыктыгел вскинул бластер и выстрелил в шитанн, огрев гъдеанина рукоятью по голове.
Гъдеанин повалился к его ногам. Но реакцию кровососа симелинец недооценил. Заметив вторгшегося за миг до выстрела, шитанн стремительным, ускользнувшим от глаз движением сдвинулся, увернувшись от луча, а в следующий миг вырос прямо перед Ыктыгелом, и дистанция между ними была куда более тесной. Резкая боль пронзила шею; глаза шитанн, подернутые кровавой пеленой, заслонили весь мир, и это было последнее, что видел Ыктыгел, проваливаясь во тьму.
График дежурств сложился так, что в паре с Федотовым т’Тамаран выступал первым пилотом, а при молодом Фархаде был вторым. Это напрягало мересанца. Ему, опытному капитану, сидеть на подхвате у какого-то мальчишки, вчерашнего стажера? Вот он и бурчал вполголоса, благо страшному адмиралу Шварцу было все равно, что там бормочет пленный – лишь бы дело делал.
– У меня стаж восемнадцать лет, а меня сажают вторым к сопляку! У меня семь наград Мересань. Я удостоился личного знакомства с координатором, – Фархад при этих словах непочтительно фыркнул. – Я потомственный дворянин, вассал второго круга!
Фархад хмыкнул.
– Если ты такая важная шишка, где же твой меч?
Т’Тамаран скрипнул зубами. Это была больная тема. Церемониальный меч он оставил на корабле, который вот-вот собирался взорваться. Бестолково забыл. До того ли, когда речь шла о спасении жизни? Он даже запасного белья не прихватил, приходилось ежедневно заниматься стиркой, словно какому-то нищему.
– У меня меч по крайней мере был, – процедил он. – А у тебя нет и не будет никогда!
Фархад независимо повел плечом. Честно говоря, нужды в мече он не ощущал и расстраиваться из-за его отсутствия не намеревался. А если бы вдруг ощутил – в Эр-Риядском дворце находится богатая коллекция холодного оружия, и вряд ли король Ахмед, его сводный брат, откажет ему в просьбе взять любой экземпляр в личное пользование.
Т’Тамаран тем временем предавался печали, переживая, как низко пал с высот своей родословной:
– Моя мать из первого круга, она внучатая племянница областного князя, любовница великого князя…
Фархад невольно засмеялся: нашел, чем гордиться!
– Червяк, так ты, выходит, незаконнорожденный?
– Сам ты незаконнорожденный! – оскорбленно зашипел мересанец. – Мой отец – близкий друг областного князя…
Фархад ехидно уточнил:
– Любовник, что ли?
Мересанец задохнулся от праведного негодования.
– Ты, личинка, отложенная на помойке, сопля-недоросток! Тебя пустили за пульт ГС-корабля, не знаю уж, за какие заслуги, так сиди и помалкивай, мать твоя шлюха!
В мересанском флоте молодежь вела себя тише ночной листвы и не смела не то что перечить старшим по званию, но и дерзко поднять глаза. Т’Тамаран уже начал понимать, что на земном корабле не совсем так, но прочувствовать до конца не успел. Он совершенно не ожидал, что юноша молча отстегнет ремни безопасности, размахнется и врежет кулаком ему в лицо.
От удара во лбу хрустнуло, искры посыпались из глаз. Т’Тамарана вынесло из кресла, шлем слетел; грохнувшись всеми костьми на пол, он ударился еще и затылком, перекатился пару раз по инерции и замер, распростертый навзничь, между явью и беспамятством. Вселенная медленно кружилась вокруг него, в ушах стоял многоголосый гул.
Десантники перевели изумленные взгляды с Фархада на поверженного т’Тамарана. Полы халата распахнулись, и нескромным взорам предстал мересанский вариант нижнего белья: продолговатый мешочек из яркой узорчатой ткани с завязочками на тестикулах.
Вилис захохотал:
– Держите меня десять человек! Розовый бантик!
Аддарекх снисходительно покосился на него:
– Ну и чего ты ржешь, дурень? Ваши трусы еще смешнее. Зато смотри, какой у него мешочек длинный. Тебе ткани вполовину меньше пошло бы!
– Неправда, не вполовину! – горячо возразил Вилис.
– Заткнитесь, – негромко приказал Шварц, поднимаясь со своего места и наклоняясь над мересанцем, и в рубке мгновенно настал полная тишина.
Он поводил ладонью перед расфокусированными глазами т’Тамарана. Увидев хмурого Шварца, мересанец инстинктивно попытался сжаться и подобрать конечности, но ничего не вышло. Изображение адмирала двоилось и подрагивало.
Хайнрих небрежно прикрыл сине-розовое произведение ткацкого искусства тяжелой серой полой халата и распорядился:
– Тащите его в медблок, пока здесь блевать не начал. И, ради Бога, не задирайтесь никогда с Принцем. Видите, как удар поставлен?
Аддарекх приподнял верхнюю половину т’Тамарана. Из носа поползла синяя струйка.
– Гляди, вампир, у него кровь течет, – намекнул Вилис.
Шитанн скривился:
– Да какая это кровь? Одно название, – брезгливо обтер мересанцу лицо и, сделав знак Вилису, подхватившему безвольное тело за ноги, первым двинулся к двери.
В рубке остались Хайнрих и Фархад. Хайнрих подтащил свое кресло ближе к пульту, сел, искоса глядя на юношу. Со стороны не поверить, что этот мальчик только что вспылил и вырубил собеседника. Спокойная сосредоточенность, ровные движения.
– Я виноват, герр Шварц, – признал он наконец.
Хайнрих тяжело вздохнул.
– Ни хрена ты не виноват, сынок. Я бы и сам под твоим ударом подписался. Есть вещи, которые спускать нельзя, – и замолчал надолго. Фархад не перебивал и дождался продолжения: – Только подумать вначале не мешало бы, мальчик. Смену тебе досиживать без напарника, и Федотычу теперь одному дежурить. Врезал бы ему по розовому бантику, и никаких проблем. Зачем же по башке-то? Башка у синих и так слабое место.
Фархад согласно кивнул. Шварц прав, и спорить не о чем.
– Червяк, конечно, козел, но он – ваш напарник. Больше пилотов у нас нет. Думать надо головой, сынок, – повторил Хайнрих. – И быть чуточку толерантнее. Для чего ты его подначивал, а? Про отца его брякнул. Не брякнул бы – он бы про твою мать слова не вымолвил.
Фархад удивленно воззрился на Шварца. Что он такое сказал про толерантность? Это он-то, с его девизом: «Есть две точки зрения – моя и неправильная»? Да он вообще, по мнению большинства из экипажа, слов таких знать не должен.
– Так я не понял, герр Шварц: вы одобряете то, что я его ударил? – запутавшись, он решил задать прямой вопрос. – Или осуждаете?
– Что ударил – одобряю. Поступил, как мужик. А теперь, как мужик, держи крейсер в одиночку. Захочешь поссать – твои проблемы. Федотыча я ради тебя будить прежде времени не позволю.
– Сто червей могильных! – зарычал Цхтам Шшер. – Он ударил нашего Сима! И меня пытался убить.
– Я сказал, оставь его, – жестко произнес капитан Ччайкар. – Пригодится. Или ты знаешь, как управлять его лоханкой?
– На что нам его раздолбанная лоханка? – огрызнулся Цхтам.
– У нее есть
