на Ближнем Востоке. Вместе с израильским экономистом Мозесом Шайо он решил выяснить, что произойдет, если израильтяне будут более осведомлены, насколько плотно их экономика связана с Палестиной и всем миром.
Для этого они предложили израильтянам накануне ожесточенной предвыборной кампании принять участие в биржевых торгах. Джа и Шайо привлекли специалистов по маркетингу, которые получили заявления от 1350 человек, желающих принять участие в исследовании за счет инвестора. Половина выиграла в лотерею и бесплатно получила акции для торговли в мобильном инвестиционном приложении, Люди начали с портфелей, в которых были израильские и палестинские акции, В течение нескольких недель они имели право покупать и продавать все что им вздумается. В обычной жизни большинство израильтян изолированы от информации о том, в какую сумму им обходится конфликт с палестинцами. Но, наблюдая за рынком, они постепенно оказались в курсе взлетов и падений, в том числе связанных с тем, как рынок реагирует на агрессивную риторику политиков и обострения конфронтации. После выборов маркетинговая фирма провела опрос среди израильтан. Среди тех, кто торговал, оказалось в пять раз больше респондентов, склонных голосовать за партию, предлагавшую мирные переговоры. Разница оказалась значительнее, чем разрыв между партиями во время большинства других выборов. Если бы это происходило в масштабах страны, это вполне могло бы изменить баланс сил [10],
Таким образом, экономическая взаимозависимость расширяет диапазон договоренностей между соперниками. Это значит, что люди больше склонны начинать войны, когда они экономически изолированы друг от друга. Например, с тем, что война губительна для бизнеса, американцы готовы согласиться не во всех случаях. Вероятно, это одна из причин того, что США не раз вела войны на чужих территориях. Страна потеряла много жизней, но американские фабрики и заводы продолжали работать даже в самые тяжелые времена, так что средний американец не ощутил на себе всех военных издержек. Более того, военные расходы во многом способствовали развитию американских технологий и, как следствие, господствующему положению Америки в мире [И]. Когда сверхдержавы и империи не чувствуют ни персонального, ни экономического ущерба от войны, они с большой легкостью ввязываться в военные авантюры.
Другой классический пример – нефтяные страны. Нефти нет дела до того, занимаетесь ли вы репрессиями против своего народа или нападаете на соседей. Она продолжает фонтанировать. Правителю-автократу не нужно получать согласие подданных, чтобы торговать нефтью. Более того, нефть, приносящая доходы, питает авторитаризм. Это идеальный ресурс для диктаторов, поскольку он сосредоточен в легко контролируемом пространстве. Отслеживать и накапливать богатства, которые он приносит, не составляет большого труда. В результате нефтедобывающие страны имеют тенденцию к элитарному правлению и автократии и по этой причине более уязвимы для конфликтов. Обладание такими ценными природными ресурсами – противоположность идеалу взаимозависимости. Чтобы мир оставался стабильным, ему нужна диверсифицированная экономика с переплетающимися секторами и собственники, которые страдают, а не приобретают, когда падают бомбы [12].
Социальные взаимосвязи
Мы сосредоточились на экономических связях, но у групп могут существовать и социальные отношения с людьми, живущими на другой стороне ущелья. В некоторых обществах эта идея реализовывалась в буквальном смысле: отцы выдавали своих дочерей замуж за сыновей противников. На протяжении столетий европейские монархи «сшивали» свои империи и весь континент множеством нитей, заключая династические браки. Нередко их целью было положить конец конфликту или предотвратить назревающий. Порой им это удавалось: государства с породнившимися монархами оказывались менее склонными воевать друг с другом [13].
Смешанные браки могут работать в случае с монархами, криминальными кланами, деревнями и племенами. Но вряд ли их можно считать гарантией глобального мира в XXI веке. Рассмотрим более обыденные, повседневные социальные связи, которые возникают между различными социальными группами и отдельными людьми. Политологи и социологи считают их одним из важнейших компонентов стабильного плюралистического общества [14].
Источник таких взаимосвязей – простое социальное взаимодействие. Для наглядности представьте себе два города. Население обоих состоит из католиков и протестантов, но в одном городе две эти группы сильно перемешаны: они живут в одних кварталах, их дети посещают одни школы, они развлекаются в одних барах. В это время в другом городе по ряду случайных причин группы живут более обособленно. Очевидно, что в случае возникновения проблемы, которая разделит католиков и протестантов, сообщество с высоким уровнем социальной интеграции окажется более устойчивым. Тесные отношения создают взаимные симпатии между представителями разных групп. Это повышает цену агрессии и расширяет диапазон переговоров, ведь одна группа интернализирует вред, наносимый другой, и наоборот. Если же между группами нет никаких социальных связей, они отстранены от дел и проблем друг друга, это увеличивает их готовность ввязаться в конфликт. Мы просто выглядим как совершенно независимые соперники-антагонисты в предыдущих моделях деления пирога.
Социальные взаимосвязи расширяют круг людей, которые нам небезразличны. Эта идея восходит как минимум к Адаму Смиту и его философскому трактату «Теория нравственных чувств». Он считал, что круг наших симпатий включает в себя тех, с кем мы делим одно физическое пространство и постоянно взаимодействуем. Это одинаково работает и в бизнесе, и в обыденной жизни. Смит полагал, что именно социальный аспект, а не материальные соображения позволяют торговле выполнять роль умиротворяющего фактора [15].
Однако это можно считать палкой о двух концах. Если кто-то социально отдаляется от нас, симпатии постепенно исчезают. Мы становимся менее альтруистичными. Если мы видим, что они испытывают страдания, наш мозг не активирует в нас сходные ощущения. Если это конкуренты, симпатия еще уменьшается, их страдания даже могут доставлять удовольствие. В Руанде, Германии, Индии мы уже видели, как лидеры используют пропаганду для формирования возмущения и слепой ненависти. Эрозия симпатии – мощное политическое оружие [16].
Взбаламутить толпу труднее, если у каждого в ней есть какие-то социальные связи. Вернемся в Индию. Религиозных беспорядков удалось избежать не только в Сомнатхе. Насилия избежали многие города, особенно те, где индусы и мусульмане обросли множеством взаимных связей. Межгрупповые объединения – одна из давних индийских традиций: от профсоюзов до профессиональных сообществ, спортивных клубов и биржевых группировок. Политолог Ашутош Варшни многие годы изучает городскую жизнь. «В моменты кризиса, – отмечает он, – такие объединения поддерживают порядок в жилых кварталах, развенчивают слухи, предоставляют информацию местным властям и облегчают коммуникацию между сообществами». Повседневные контакты тоже имеют значение: «Смысл не в том, чтобы заставить индуса любить своего соседа, лавочника-мусульманина, а в том, чтобы заставить его считать лавочника достаточно хорошим парнем, чтобы не захотеть завтра убивать мусульман». Варшни называет это систематичное социальное взаимодействие институализированной системой мира и утверждает, что она (там, где существует) противостоит институализированным системам мятежей, которые всегда наготове у
