– Госпожа, наряд прислали, – сказала Сэв, заходя к ней. – Помочь тебе одеться?
– Да. Давай.
Синий халат, расшитый тёмно-жёлтыми цветами, выглядел роскошно. Аяна вздохнула.
– Сэв, а можно, я надену штаны под это? Я не могу ходить в юбке без штанов. Я чувствую себя голой, когда ветер гуляет... под юбкой.
– Конечно, госпожа, – Сэв явно еле сдержала смех. И как ей удаётся сохранять такое спокойное лицо? – Я могу передать швее, чтобы она прислала тебе короткие штаны. У нас многие девушки носят такие в... когда... ну...
– Женские дни?
– Да, госпожа, – лицо Сэв слегка порозовело.
– Хорошо. Почему ты так стесняешься, Сэв?
– Госпожа, у нас не принято об этом говорить. Это не изящно.
– Как же вы... Как вы говорите, например, лекарю?
– Если возникает такая необходимость, мы говорим «расцвёл красный цветок».
Аяна хмыкнула. Да, это, определённо, изящнее. У дерева тарио тоже красные цветы, а от плодов пахнет так сладко и утончённо, что их добавляют во все благовония.
Вся одежда и волосы давно пропахли благовониями с тарио, но этот запах был приятным и не раздражал, как запах цветочных духов от Тави. Аяна даже спрятала несколько высушенных плодов под подушку. Жаль, у них в долине слишком холодно, чтобы там рос тарио. Она бы с удовольствием посадила пару деревьев, когда вернётся.
Вернётся? Аяна отчаянно сморщилась Она всё ещё на полпути к Конде. Она даже не покинула ограду дворца! О каком возвращении в долину она думает? Ей бы хоть отсюда сначала выбраться.
Она посмотрела на Кимата, который шагал к Сэв, придерживаясь за кровать, и вздохнула. Такой большой! Она понесёт его в керио через весь Арнай. Бедная её спина...
– Госпожа, уже почти восемь. Темнеет. За тобой прислали паланкин.
– Уложишь его?
– Конечно, госпожа.
Она ехала в паланкине, покачиваясь, и разглаживала вышитые цветы на полах халата. Сколько коней стоит этот халат? За вышивку у Кано она бы получала два с половиной медных в день, восемнадцать серебряных в год, если не брать выходных. За один вечер с ней Тави заплатил четыре золотых, и Эо забрала себе половину. Сколько вечеров Аяна провела, запертая им в комнате? Сто? Если бы он заплатил ей золотом за каждый вечер, который она потеряла тут, возместило ли это ей хотя бы одну минуту времени?
Паланкин остановился, и ей подали руку. Она вышла, осторожно шагая в своих расшитых башмачках вперёд, и Тави встретил её и жестом показал в сторону широкой лестницы, по которой поднимались нарядные мужчины и женщины.
Впервые Аяна видела здесь, за оградой дворца, сразу столько народа. Господа и дамы спокойно, неторопливо шли по лестнице, тихонько переговариваясь, еле слышно шуршали широкие рукава роскошных халатов и изредка раздавался негромкий стук деревянной подошвы чьих-то башмачков.
– Я не могу сопровождать тебя, госпожа, – сказал Тави, слегка кланяясь Аяне. – Мне нужно находиться на другой галерее, с членами семьи. Я встречу тебя после. Насладись видом. Следующий праздник фонарей только в марте.
Аяна кивнула и направилась на широкую боковую лестницу.
Дворец орта был не таким впечатляющим, как она представляла себе по рассказам в постоялых дворах, особенно вблизи. Белые стены, тёмная черепица и всего четыре высоких этажа, но с таким количеством пристроек и надстроек, что взгляд путался в них. Он будто вырастал из склона горы, выступая светлой штукатуркой из её тёмного камня.
Аяна влилась в неспешный шуршащий поток людей, которые поднимались по лестнице. Блестящие расшитые халаты, окружавшие её, переливались в свете фонарей. Негромкая музыка откуда-то из окон дворца лилась плавно, неспешно, текуче, и Аяна узнала звук доло и его струн из седы. Ладно, так уж и быть. Она попробует ещё разок что-то сыграть на нём. Это и правда очень красиво.
Лестница довела её, поворачивая, до большой открытой террасы вокруг верхнего яруса дворца. На перилах стояли открытые светильники, и пламя их колебалось. Аяна подошла к перилам, туда, где было свободное место, и смотрела на огни города в сгущающейся темноте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Возьми, госпожа, – сказала девушка в наряде служанки, протягивая Аяне что-то хрустящее. – Возьми и напиши на нём то, что ты желаешь.
Аяна взяла грифель, быстро написала на ломкой бумаге своё желание и посмотрела вокруг. Служанки раздавали фонарики и грифели всем присутствующим гостям. Тихие перешёптывания, тихая музыка, спокойные дуновения ветра, шуршание седы халатов и запахи благовоний от ткани - всё было как во сне, медленном, неправдоподобном. Она стояла в тёплых сумерках и просто смотрела вокруг, словно подхваченная каким-то тихим, неторопливым течением.
Приглушённый расстоянием звук гонга с нижних этажей долетел до смотровой площадки, и гости повернулись к перилам.
Там, внизу, вдалеке, на политых водой мостовых города, зажигались огоньки. Один за другим они загорались на улицах, ближайших к реке, мерцая в темноте, оранжевые, жёлтые, их становилось всё больше и больше, и вдруг почти одновременно они начали медленно подниматься в воздух, как оранжевые звёзды, которые упали на землю, но всё же нашли в себе силы вернуться на небо. Выше и выше поднимались они, как горящие маленькие души, стремясь к звёздам и одновременно удаляясь к морю.
– Прости, госпожа, – послышался тихий шёпот сбоку.
Мужчина, стоявший рядом с ней, поднёс расправленный бумажный фонарь к светильнику, так что небольшой мешочек, закреплённый внизу, загорелся, и сразу отошёл. За ним то же самое сделала со своим фонарём девушка, стоявшая справа. Аяна пальцами расправила бумагу своего фонарика и так же поднесла к светильнику.
Один за другим фонари поднимались в ночное небо, тёмно-синее, глубокое. Аяна вздохнула, подняла руки и слегка подтолкнула пальцами бумажный купол, закреплённый на проволоке. Тихий воздух первого осеннего вечера принял фонарь и понёс выше, выше, в синюю бездну неба за другими оранжевыми мерцающими куполами.
Она провожала их глазами. Огни неспешно поднимались и летели в сторону моря, которое ей пока так и не довелось уидеть. Медленно, медленно они удалялись, похожие на светлячков в лесу, через который она шла с Верделлом. У неё на глазах выступили слёзы, и у огоньков сразу возникли тонкие, игольчатые лучики.
Лестница привела её обратно к Тави , который молча проводил Аяну до паланкина.
Когда она вернулась, Кимат уже спал. Она сняла синий наряд и сложила на полку, переоделась в свою рубашку и штаны и легла на кровать, обнимая сына.
Где-то над морем летел её фонарик. Он унёс её желание в небо. Исполнится ли оно?
60. Тихое уединение способствует глубокому созерцанию
Вверх-вниз. Ещё быстрее! Ну вот, ошибка... Ещё раз!
– Госпожа, ты идёшь в домик для беседы.
– Господин Тави, я не закончила заниматься. Подожди, пожалуйста.
– Нет, прямо сейчас.
У неё почти получилось. И тут этот Тави со своим домиком. Ладно. Ладно! Там будут дамы, и она поговорит хотя бы с ними.
Аяна подхватила Кимата и дёрнула шнурок.
– Сэв...
– Как пожелаете, госпожа. Иди сюда, мой хороший... юный господин.
Аяна повернулась к Тави.
– Этот наряд подходит?
Он кивнул, с явным сомнением оглядывая её розовый халат.
– Тогда пойдём, господин.
Она поцеловала Кимата и вприпрыжку сбежала по лестнице, но спохватилась и последние ступеньки прошла как госпожа Кано, косясь на Тави, но он не сердился. Наоборот, ей показалось, что её порыв позабавил его. Впрочем, по его лицу ничего нельзя было с точностью сказать, как и всегда.
Она степенно шла по серой дорожке мимо крупных мшистых валунов и каменных фонарей, и Тави показал ей рукой на один из домиков.
– Тебе туда, госпожа.
– Совсем недалеко, – удивилась она, и он кивнул.
– А вот мой летний дом, – Он показал на здание рядом. – Тихое уединение способствует глубокому созерцанию.
– Ты живёшь так близко, господин?
– Да, госпожа. Тут недалеко до твоих покоев. Совсем недалеко. Прямо-таки рукой подать.
