семьёй, остающейся для продажи имущества, что казалось разумным даже с учётом оплаты двух лишних билетов на пароход. В путь они отправились весной, взяв все накопления и ценные вещи, оставив женщину и трёх детей только с одеждой и мебелью в небольшом домике с подворьем, покупателя на который искал третий брат Инессы Яковлевны Илья. Однако прошёл месяц, другой, третий, но никаких вестей от эмигрантов не поступало, то ли война, неразбериха и прочее, то ли с ними что-то случилось. Как бы там ни было, но, когда было возможно, никто так и не вернулся, и старшего сына и мужа прабабка Рафаэля Рафиковича больше не видела.
С приходом в их город советской власти олигофренов средние сын и дочь Инессы Яковлевны быстро нашли себе место среди краснорожих выродков, в рядах которых оказалось множество их жидовских знакомых, дружков и даже родственников, и оба заблистали в своре агитационных ублюдков культурно-просветительского отдела при местном совете, а через полтора года заняли не по возрасту хлебные должности в местном отделении комсомола. Тогда же единственный оставшийся сын Инессы Яковлевны ловко избежал необходимости воевать за ложные перверсивно-дегенеративные идеи своего соплеменника, прикрывшись слабым здоровьем, большой семьёй, чрезвычайным невежеством местных трудовых масс, с которым необходимо бороться, и прочим. Сима Михайловна оказалась бы там же, не будь она ещё столь юной, ведь к концу гражданской войны девочке едва исполнилось 16, что впоследствии и уберегло её от сталинских репрессий. А вот брат и сестра понесли заслуженное наказание, пусть и от таких же ущербных ублюдков, в 37 году. После гражданской войны предприимчивые жиды оказались в столице, брат завёл семью с одной недорусской из Чернигова, сестра до расстрела сидела в девах, занимая просветительские должности в комсомоле, мать, ничего не умея, руководила чем-то связанным со снабжением армии обмундированием (это являлось её первой настоящей работой за всю жизнь), а Сима Михайловна пошла получать образование. Как уже сказано, вследствие геноцида краснорожим отребьем лучшей части русского общества стремительно упавшие до плинтуса стандарты, порог знаний, достижение коего необходимо для учёбы в университете, очень помогли полуграмотной, неотёсанной еврейской девке из глубокой недорусской провинции поступить в вуз. Впрочем, данный период времени практически ничем ей не запомнился, и уж тем более в голове не осталось ни крупицы знаний университетского уровня, хотя после его окончания она с лёгкостью получила работу помощника младшего редактора отдела молодёжной пропаганды во второсортной газетёнке, в которой просидела до пенсии. Там же в вузе Сима Михайловна встретила, полюбила и вышла замуж за Самуила Самуиловича, сына видного большевика, от которого тот спешно отказался в том же живительном 37 году на собрании коллектива спортивного общества, дабы не быть репрессированным. За это общество лицемерный выродок сначала выступал, а потом служил в его аппарате, что ни на секунду не давало ему забыть то, как он поступил с отцом.
На второй слева фотографии, являвшейся предметом вечных воздыханий Раисы Самуиловны, два парня и три девушки сидели в парке на скамейке среди зелени (как можно представить, включив воображение, поскольку она была чёрно-белой). В меру сносные, улыбающиеся, загорелые люди не задумывались о том, что они не заслужили той жизни, которую вели, а те, кто её заслуживал, были либо убиты, либо гнили в нарождавшихся лагерях; их лица, обращённые к фотографу, выражали полную уверенность в себе и в завтрашнем дне. И почему бы им не радоваться? Чудовищную преступность собственного положения они не осознавали, а если бы осознали, принялись бы яростно её отрицать, заниматься самооправданием, чувствуя свою полную защищённость в данный момент. В конце концов они любили друг друга, и, главное, не обладали развитой фантазией, чтобы задумываться об отдалённом будущем. В центре композиции стояла Сима Михайловна, за ней – её будущий муж, а пока жених, высокий, широкоплечий юноша, спортсмен и потому отличник, появлявшийся в вузе только в период сессий, сдававший в деканат зачётную книжку и получавший оную обратно по прошествии времени с оценками, которые его нисколько не интересовали. Справа от них обнималась приблизительно такая же малолетняя парочка унылого генетического мусора, а слева прилепилась ещё одна девушка, тоже с характерными чертами вырождения на лице, её парень и сделал это фото на дорогой отцовский аппарат, на который боялся даже дышать, но снимок получился неплохой. Впоследствии он стал газетным фотографом, на девушке жениться не успел, погиб на войне. Остальные двое не стоят даже мимолётного описания.
Не стоил бы его и Самуил Самуилович, не будь он отцом Раисы Самуиловны. Как и все спортсмены, а представлял он собой редкостное по ущербности сочетание еврея и боксёра, Самуил Самуилович являлся бесполезным ошмётком биомассы, не способным даже на созидательный труд, не говоря уже о познании истины, который использовал физиологические особенности собственного организма, дабы обеспечивать своё бессмысленное существование за чужой счёт. Выбранный им вид спорта позволял, как и всем остальным, занимающимся силовыми единоборствами, удовлетворять латентные гомосексуальные желания, иметь телесный контакт с физически развитыми мужчинами, не будучи заподозренным в любви к ним. Первую часть своей пустой жизни он прожил как породистый кобель на псарне, немного отдыхая, немного тренируясь, немного выставочным экспонатом на соревнованиях, и всё это снова и снова. Спортивную карьеру Самуил Самуилович закончил рано, на всём её протяжении числясь журналистом в спортивном издании, в которое не написал ни строчки. Потом попытался устроиться тренером, но не получилось, поскольку теоретической части подготовки он не знал, а практическую не умел систематизировать, перешёл на административную работу, однако большую часть времени проводил в спортзале, мешая разговорами тренироваться другим. Получил бронь во время войны, как особо ценный сотрудник спортивного общества побывал с семьёй в эвакуации и благополучно скончался в возрасте 53 лет от инсульта. Но, даже если бы он умер в 103 года, пустота его жизни ничем бы не заполнилась, и никакой разницы мир бы не ощутил. Однако для своей дочери он навсегда остался идеалом мужчины, что помешало ей обрести счастье в зрелом возрасте, ведь миловидностью матери она не обладала, и за Рафика Альбертовича выходила от отчаяния и смирения, достигнув определённого возраста и не заинтересовав собой ни одного человека, который бы удовлетворял фантастически завышенные ожидания женщины.
Сима же Михайловна, произведя на свет единственную дочь и отказавшись от дальнейшего деторождения, чтобы не портить фигуры, спесивой самоуверенностью востребованной красавицы и бешеным идеологическим ослеплением, с которым она писала гнилые статейки, добилась определённых успехов в карьере. Женщина ни разу не задумалась, что её слова могли стоить кому-то жизни, а, может, она испытывала радость от иллюзии собственного могущества, если
