праведника, знающего садистско-анальную правду-матку. Слегка потрясая большой головой с выпученными глазами, он продолжил. – Выходит, мы все проигравшие, а это ворьё – хозяева жизни? Да и ваши дружки-либералы – тоже, раз они не у власти и не владеют состояниями? Но только вот нестыковочка получается: сейчас их вон как прижали, и это лишь начало. Ничего-ничего, он (очевидно, его собрат по душевному недугу – президент) им всем бошки поотрывает. А то развели тут демагогию, из экономики сделали чёрт знает что, низвели до уровня какой-то лживой теории эволюции. Я считаю так: если ничего не делать, то ничего и не будет, и, наоборот, если позволять всяким там деятелям руки распускать, то они разворуют последнее и убегут заграницу, как правильно товарищ сказал. Вы же к чему всё свели? Сами доказали свою неспособность приносить благо стране, ручки сложили и предпочли всё отдать каким-то прохиндеям, которые оберут её до нитки. Ведь так?»
«Нет, совсем не так».
«Да бросьте вы! Уж себя-то не обманывайте. Вы ведь явно не тайный олигарх, много денег не заработали, а значит проиграли, как сами выразились, в «конкурентной борьбе за ресурсы». Всё так, не спорьте. Кроме того вы ещё и обосновали свой проигрыш несовершенством системы и наивно понадеялись, что в конце концов те, кто сейчас жирует за её счёт, её и разрушат. Никогда не понимал интеллигентов. За что вы так ненавидите себя, свой народ, свою страну? Просто потому, что получили от жизни не то, на что рассчитывали?»
«А за что любить? Вы скатились до банальностей, – сладко промямлил Рафаэль Рафикович, потирая маленькие ручонки с длинными пальцами в довольстве от жаркой дискуссии, всколыхнувшей его застойную жизнь. – Я, смею вас уверить, не такой уж интеллигент, и средства к существованию у меня имеются, и никого я не ненавижу. Подобный взгляд на людей умственного труда – гадкий стереотип необразованных людей. Но вы нас сильно увлекли в сторону. Позвольте напомнить, что можно выделить три основных аспекта экономической отсталости России, которые тесно переплетены между собой. При этом, как бы кто не возражал, создание конкурентной среды имеет первостепенное значение. Мы, между прочим, затронули тему свободы инвестиций с несколько специфической стороны, в чём виноват предложенный мной пример, я это сознаю. Однако в современном обществе проблема вложения капиталов не стоит так остро, как ранее. Даже если те самые воры с волосатыми ноздрями в дорогих костюмах не способны принимать адекватные инвестиционные решения о новых проектах, технологиях, производствах, инновациях и прочем, их вполне могут принять специалисты банковского сектора, в котором хранятся капиталы подобных экземпляров».
«Так чего вам ещё нужно?» – наконец не выдержал я.
«Мне? Мне, юноша, ничего не нужно».
«Я не могу понять. Вы утверждаете, что есть способы модернизации российской экономики, что они работают, и всё равно всю систему надо менять, потому что она порочна».
«Не обобщайте. Вы как будто меня не слушали. Порочной её делают те люди, которые сейчас находятся у власти».
«Складывается такое впечатление, будто вас просто не устраивает, что те люди – не вы».
«Не конкретно не я, а не те, кто согласен с моими убеждениями о ценности свободного рынка, политических свобод, свободы как таковой, которая является ключом к процветанию».
«Труд является ключом к процветанию», – встрял предыдущий оппонент Рафаэля Рафиковича, и теперь я действительно перестал его слушать.
Отвернувшись к окну, я вдруг почувствовал недостойность, позорность данного разговора и не по причине его содержания, оно казалось мне вполне нейтральным, но потому, что в нём отсутствовал смысл. Было очевидно, что он не имеет конечной цели, существует только чтобы заполнить пустоту, а не выяснить истину, от которой сейчас находился так же далеко, как и в начале, то есть являлся попросту бесполезным. Потом я отвлёкся окончательно и, глядя на простиравшийся до самого горизонта и уходящий далеко за него город, вновь ощутил, как и когда-то тёмным морозным утром при свете звёзд, абсолютную затерянность в бытии. Только тогда я был один, а сейчас вокруг меня сидело множество чужих людей, что нисколько не изменяло моего впечатления. За стёклами торчала макушка дерева, то ли тополя, то ли клёна, то ли какого-нибудь ещё – не знаю, не знаток, – но очень высокого, раз оно дотянулось до седьмого этажа. Его листва слегка колыхалась на ветру, попеременно демонстрируя то тёмную верхнюю, то светлую нижнюю сторону, и казалось, будто это происходит в такт монотонному спору рассевшихся вокруг меня недоумков. Хотя справедливости ради надо сказать, Рафаэль Рафикович являлся самым сведущим из всех нас. За деревом виднелись другие помельче, оттенявшие безвкусную красноту соседнего здания, за которым серела улица, пусть и шире любой в нашем городке, но в Москве она выглядела как самая что ни на есть второстепенная. На противоположной стороне стояли убогие пятиэтажки из тех, что должны быть снесены для улучшения облика столицы. Помню, когда по телевизору развели всю эту суматоху с обновлением, некий лжефилософ-недописатель ляпнул, что оно задумано в целях лишить людей их семейных очагов. Тогда мне это показалось аутичной дурью. И сейчас я не изменил своего мнения, поскольку не увидел в сносе торчащего поодаль уродства ничего плохого. Вряд ли кто-либо при планировании дорогостоящей аферы задумывался о чьих-то семейных очагах, им было плевать. И потом, насколько же убогими должны быть семейные очаги, расположившиеся в столь неприглядных строениях? Не лучше ли действительно их разрушить и создать новые, чтобы не тащить в будущее убожество краснорожей вакханалии, столь непосредственно сохранившееся в унылых зданиях, уже своей планировкой презирающих право людей на частную жизнь в достойных условиях? И далее деревья перемежались домами старой и новой постройки, улицами и проспектами с массой людей, из которых ни один не был мне близок, и пустыми пространствами, на которые мне было непривычно смотреть, поскольку в нашем городке дворы располагались вплотную.
«Итак, господа, на этом наше занятие оканчивается, – до моего уха вдруг донеслись слова Рафаэля Рафиковича, и я заметно оживился. – Впереди у вас лекция Вальдемара Тофиковича, а перед ней, по условиям нашего контракта, мы обязаны организовать вам питание. По счастью на первом этаже находится неплохая закусочная, с которой у нас давние договорные отношения на предоставление бизнес-ланчей. Оленька, моя помощница, с которой вы познакомились утром перед занятиями, раздаст вам талончики, и давайте мы организованной группой спустимся вниз, а потом так же поднимемся, чтобы никого не задерживать и вовремя начать следующее занятие. Полагаю, никому не хочется оставаться здесь долее необходимого».
XXXV
Рафаэль Рафикович спустился с нами. Поздоровавшись с хрупкой девушкой, подававшей подносы с бизнес-ланчами, привычной рукой взял один, в одиночестве сел на своё излюбленное
