Интересным представляется трактовка понятия воли при определении содержания категории «вина» в гражданском праве. Авторы монографии, посвященной этой проблеме, обоснованно считают, что «не только воля правонарушителя определяет вину (скорее, воля является следствием отрицательного отношения к интересам общества). Вина представляет собой сложное явление, основанное на взаимосвязи всех психических процессов, в том числе и волевых. Негативное отношение вызвано эмоциями и чувствами, которые влияют на волю, обусловливают принятие решения, противоречащего интересам общества»64. Правильным представляется и дальнейший вывод о том, что «осознанный выбор противоправного варианта поведения нельзя рассматривать как порок воли. Если у человека была объективная возможность выбирать, какое действие совершить в определенной ситуации, то дефект воли отсутствует. При этом из имеющихся вариантов правомерного и противоправного поведения правонарушитель сознательно и осознанно выбирает второй»65. Данное утверждение означает, что воля сама по себе как психологическое явление не имеет самостоятельного правового значения. Воля может определять как правомерное, так и неправомерное поведение лица. Воля лишь предпосылка тех действий, которые затем получат правовую оценку и подтверждение их правомерности.
Курмашев Н. В., подводя итог проведенному исследованию, сделал следующие выводы:
1. Воля как элемент правовой конструкции сделки и психологическая категория «воля», под которой традиционно понимаются намерения или желания участников сделки, не являются тождественными понятиями.
2. Воля в ее сугубо психологическом понимании не может являться элементом правовой конструкции юридической сделки, поскольку при таком подходе разрушается логичность и стройность многих основополагающих институтов гражданского права.
3. Только понимание воли как правового понятия жизнеспособно как с точки зрения теоретического осмысления юридической сделки, так и с точки зрения интересов гражданского оборота66.
На наш взгляд, требуется внесение дополнительных характеристик для понимания сути «воля» как явления, имеющего существенное значение для определения содержания действий субъектов права, имеющих юридическое значение.
Воля как правовая категория, несомненно, не должна отождествляться с ее психологическим пониманием. Вместе с тем и полностью обособить правовое содержание этой категории от психологической характеристики действий личности невозможно. Применяя норму о признании гражданина недееспособным, мы осознаем неправовое значение состояния лица, когда он не может руководить своими действиями либо не осознает их значения. Это состояние может характеризоваться психологическими, медицинскими терминами. Кроме того, представляется нецелесообразным рассмотрение воли лишь как элемента правовой конструкции сделки. В результате содержание и значение данного термина «обедняется», привязывается к конкретному (пусть и значимому) правовому институту. Однако оценка воли необходима и при характеристике действий субъектов, совершаемых вне обязательственных правоотношений. Например, при реализации правомочий владения и пользования обладателями вещных прав. Также требуется единообразие в трактовке данного термина при определении дееспособности гражданина и разграничении ее на виды, выявлении пределов правоспособности юридических лиц и публично-правовых образований.
1.2. Соотношение воли и волеизъявления в гражданском праве
Воля достаточно редко рассматривается в гражданском праве как самостоятельное явление. Связано это с необходимостью ее выражения вовне, как для определения законности выбранного варианта поведения и решения той или иной проблемы, так и для выяснения непосредственных намерений лица. Поэтому в большинстве случаев принято увязывать эти две категории – волю и волеизъявление67. Наиболее разработанной данная проблематика представлена в теории сделок. К одному из традиционных условий действительности сделки принято относить соответствие у субъекта внутренней воли и волеизъявления.
В российской цивилистике проблема приоритета воли или волеизъявления в сделке исследовалась достаточно глубоко, в результате чего были сформулированы три позиции. Согласно первой, при расхождении между волей и волеизъявлением при условии, что воля распознаваема и сделка вообще может быть признана состоявшейся, предпочтение должно быть отдано воле, а не волеизъявлению (Н. В. Рабинович, В. П. Шахматов). Согласно второй, в силу того что сделка есть действие, то, как правило, юридические последствия связываются именно с волеизъявлением, благодаря чему и достигается устойчивость сделок и гражданского оборота в целом (И. Б. Новицкий, С. В. Занковская). Согласно третьей позиции воля и волеизъявление одинаково важны, ибо закон ориентирует на единство воли и волеизъявления как обязательное условие действительности сделки (М. М. Агарков. О. С. Иоффе, О. А. Красавчиков)68. Действующее законодательство при решении вопросов о действительности или недействительности сделок в определенных случаях отдает приоритет действительной воле субъекта, а не его волеизъявлению69.
Кратенко М. В. верно отмечает, что в российском законодательстве получил закрепление последний из указанных подходов. Несоответствие волеизъявления внутренней воле субъекта может служить основанием для признания сделки недействительной (ст. 170, 178, 179 ГК РФ и проч.). В то же время при толковании условий договора суд в первую очередь принимает во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений, и только в случае их неясности общая воля сторон договора выявляется посредством анализа предшествовавших договору переговоров, установившейся во взаимоотношениях сторон практики, последующего поведения сторон (ст. 431 ГК РФ)70. Скрупулезное выяснение всех внутренних мотивов поведения лица присутствует далеко не во всех актах правоприменения. В судебном разбирательстве в большей степени определяется правомерность совершаемых действий и письменных источников, то есть приоритет отдается, на наш взгляд, оценке волеизъявления. Сферой, где происходит непосредственная оценка соответствия воли и волеизъявления и где первому уделяется сознательно повышенное внимание, является нотариат. И это не случайное явление. В литературе подчеркивается, что концептуальной функцией нотариуса романо-германской системы права является проверка соответствия воли лица его волеизъявлению71. Тем не менее каких-либо четких процедур и требований, которые позволили бы разграничить фактическую оценку воли и волеизъявления участников гражданских правоотношений, не существует. Это свидетельствует о потребности выработки научных подходов, то есть выявления таких различий на доктринальном уровне.
Следует поддержать мнение Курмашева Н. В. о методологическом значении выводов О. А. Красавчикова для проведения исследований в интересующей нас области. О. А. Красавчиков выделил несколько важных тезисов:
1) воля и волеизъявление соотносятся между собой по модели «диалектического соотношения содержания и формы»;
2) нельзя отождествлять волю и волеизъявление;
3) «только беря в единстве волю и ее изъявление – действие, мы сможем прийти к правильным выводам о рассматриваемом поведении. Учет конкретной обстановки при анализе фактов даст возможность выяснить из объективного явления – действия – явление субъективного порядка – волю лица. Установление этих сторон единства позволит вскрыть причины противоречия между формой и содержанием. Анализ этих причин и открывает путь для правильной юридической оценки поведения личности в данных условиях»;
4) «единство воли и ее изъявления – основа для правовой оценки поведения субъекта и признания этого поведения имеющим юридическое значение»;
5) «в дальнейшем под действием мы будем понимать указанное единство – единство воли и ее изъявления»72.
Таким образом, логическая модель взаимодействия воли и волеизъявления как элементов юридической сделки (имеющего психологическое содержание), по мысли О. А. Красавчикова, выглядела следующим образом: содержание («воля») облекается в форму («волеизъявление»), в результате чего возникает «действие», с которым связываются правовые последствия73. На наш взгляд, необходимость установления требования о соответствии воли и волеизъявления и рассмотрения их в единстве отвечает потребностям гражданского оборота. Однако помимо действия этого общего принципа будет возникать множество «пограничных» ситуаций, где исключение из правила и будет являться конкретным правилом.
Поэтому Н. В. Курмашев прав, когда считает, что в цивилистике борьба идет не между волеизъявлением и волей – фактически борьба происходит между принципом приоритета формализованного волеизъявления и возможностью признания правового значения за иными, неформализованными видами волеизъявления74. На наш взгляд, мы встречаемся здесь с проявлением тех ситуаций, когда действие принципа соответствия воли и волеизъявления нарушается. Однако далеко не во всех случаях такое несоответствие может иметь своим последствием признание недействительности совершаемых лицом действий. Помимо ошибки, мотивов тех или иных поступков, не имеющих правового содержания, но оказывающих влияние на соответствие воли и волеизъявления лица, возможно последующее принятие субъектом полученного результата, даже если он оказался противен его первоначальной воле (например, п. 2 ст. 172 ГК РФ).
