похороны. Для представителей арабского мира израильтяне были столь же неприемлемы, как и ранее.
Полгода спустя, в ноябре 1981 года, уже после похорон Садата, Бегин, выздоравливавший после перелома бедра, приступил к выполнению израильских обязательств относительно эвакуации поселений на Синае. Это было, вне сомнения, самое болезненное из числа его решений, принятых для того, чтобы заключить договор с Садатом. Человек, отдавший всего себя созиданию новой жизни для евреев, теперь был вынужден заниматься ее разрушением.
Еще в 1978 году, при заключении предварительного соглашения в Кэмп-Дэвиде, жившие на Синае поселенцы начали выступать с протестами против решения Кнессета относительно их эвакуации. События самого значительного масштаба произошли в Ямите, небольшом светском городке у границы с сектором Газы, в апреле 1982 года. Хотя власти и смогли убедить многих жителей этого города оставить свои дома при получении ими соответствующей компенсации, члены Гуш-Эмуним протестовали против выселения[508]. В конце концов израильские солдаты получили приказ о насильственной эвакуации протестующих. Хотя в ходе эвакуации никто не получил серьезных ранений, но сами по себе картины того, как израильтяне вступают в схватку с израильскими солдатами на крышах домов, как поднимается дым над домами, из которых одни евреи выдворяют других евреев — всё это привело страну в ужас.
Для Бегина вся ситуация была особенно невыносимой. Человек, провозгласивший «Гражданская война — никогда!», невольно создал ситуацию, в которой евреи идут на евреев. И это не последний случай, когда поселенцы, делу которых Бегин был предан до глубины души, приведут к столкновениям между израильскими войсками и израильскими гражданами, любившими Эрец-Исраэль не меньше, чем сам Бегин.
Для Бегина это был определяющий период. Несколько десятилетий тому назад он призывал к вооруженному восстанию против английского правления, а теперь он заключил мир с египтянами; он прошел путь от еврейского подполья до Осло, где ему была вручена Нобелевская премия. Похоже было, что он полностью пересмотрел свою систему ценностей. В речи, произнесенной в Кнессете (апрель 1982 года), он сказал, что мечтает о продолжительном, библейском мире:
Мне всегда хотелось, чтобы нашему народу был дарован период в истории продолжительностью в одно или два поколения — «И покоилась земля сорок лет» (Шофтим, 3:11). Может быть, восемьдесят лет, как это было даровано другим народам. И мы отдохнем от войн, и не будет горестей, не будет печали, люди не будут знать ни скорбей, ни утрат. Таким было наше желание.
И теперь мы подписали мирный договор с самой большой и самой сильной из арабских стран. Численность населения всех наших соседей не составляет и половины населения Египта. Есть основания надеяться, что Египет вышел из порочного круга войн против нашей страны на долгое время. Быть может, некогда будет написано: «И покоилась земля сорок лет — а то и вдвое дольше». Никто не может сказать это с уверенностью. Никому не дано определить это время. Но таковы наши мечтания[509].
Максимум, о чем мог позволить себе помечтать предвидящий будущее Бегин, это о выходе Египта из порочного круга войн «на очень долгое время». Он, по всей видимости, все еще не был уверен в этом, будучи не в силах отказаться от еврейского взгляда на историю, чтобы признать: войны с Египтом — это дела минувших дней. «Древний еврейский народ дал миру видение вечного мира», — напомнил Бегин миру в Осло. Человек, от которого ждали этого меньше всего, принес мир земле, которую он некогда поджег, чтобы избавить ее от британского мандата. «Террорист» превратился в государственного деятеля, а государственный деятель — в миротворца. Человек, поднявший восстание, провозвестил, как казалось, начало конца войны.
И все же Менахем Бегин был рожден в мире войны, в стране, лежавшей между армиями кайзера и царя. Он спасался от нацистов, страдал при советской власти, сражался с англичанами и защищал Израиль от многочисленных врагов. Возможно, мечта о мирной жизни на Ближнем Востоке была несбыточной. И действительно — казалось бы, совсем недавно он говорил с трибуны Кнессета о мире «на долгие времена», и вот уже у него не остается иного выбора, как снова вступить в битву, чтобы защитить страну, от которой зависит будущее его народа.
14
Себе на уме
И остановилось солнце, и луна стояла, доколе мстил народ врагам своим.
Йеѓошуа, 10:13
Было около трех часов пополудни, канун еврейского праздника Шавуот, 7 июня 1981 года, когда Иеѓуду Авнера, английского спичрайтера Бегина и одного из его ближайших советников, неожиданно пригласили в резиденцию Бегина. Генерал Эфраим Поран, военный секретарь Бегина, ничего не сказал о причине приглашения и лишь попросил Авнера прийти безотлагательно — при том, что Иерусалим погружался в праздничную атмосферу, и Авнер, как и все религиозные евреи, собирался в синагогу для участия в праздничной службе, после которой принято бодрствовать всю ночь, изучая Тору.
Авнер, живший неподалеку от резиденции премьер-министра, отправился туда быстрым шагом, временами переходя на бег. Когда его проводили в кабинет, там были только Бегин и Поран. Бегин, джентльмен во всем, неизменно соблюдающий светские приличия, на этот раз поздоровался торопливо и, сказав: «Фройке [прозвище Порана] вам сейчас всё объяснит», — вернулся к изучению папки с документами.
Фройке сказал Авнеру, что восемь израильских реактивных самолетов должны сейчас вылететь в Ирак для уничтожения ядерного реактора «Осирак». Бегин хотел, чтобы Авнер подготовил правительственные сообщения для трех вариантов развития событий: полный успех операции, частичный успех и абсолютный провал. Он также сказал Авнеру, что Йехиэль Кадишай пригласил всех членов кабинета в резиденцию Бегина к пяти часам, причем в индивидуальном порядке, чтобы у каждого министра создалось впечатление, будто он направляется на частную беседу с главой кабинета.
Бегин тем временем продолжал работать с досье, составленным «Моссадом» на Саддама Хусейна, желая лишний раз убедиться — как решил про себя Авнер, — что проведение этой рискованной операции является неизбежным, и тут раздался телефонный звонок. Все трое буквально подскочили от неожиданности, и Поран взял трубку. Авнер вспоминает, как Бегин впился в него взглядом. Поран внимательно слушал, иногда бросая короткие ответные реплики. Затем, положив трубку, он сообщил присутствующим: звонил начальник Генерального штаба Армии обороны Израиля Рафаэль Эйтан, который доложил, что только что закончил инструктаж пилотов, объяснив им, что от успеха операции зависит дальнейшее существование Государства Израиль. Самолеты сейчас выруливают на взлет.
«Господь храни их», — сказал на это Бегин. У него не было привычки ходить взад и вперед по комнате, но тут он не
