с одной стороны, что делает кому-то неоплатное одолжение, с другой – освящает их неизмеримой благодатью. Посему после священнодействия Рафаэль Рафикович всегда ходил в туалет, тщательно мыл руки, а потом курил под одну и ту же песню Спрингстина, правда, без удовольствия. Курить по-настоящему он не начинал, в юности просто стоял за углом школы или в подворотне за компанию с приятелями и вдыхал не затягиваясь. В молодости курил нерегулярно (мама ругалась), не испытывая зависимости от никотина, только для того, чтобы продемонстрировать одногруппниками, а потом коллегам по кафедре, что свой и тоже в теме. В зрелом же возрасте, когда понял, что не в состоянии бросить, ввёл строгое расписание, которого придерживался и поныне, однако в последнее время его сигарета стала электронной, и теперь Рафаэль Рафикович точно не испытывал никакого удовольствия, лишь удовлетворял потребность в сосании материнской груди. Отказ от обычных сигарет сделал возможным курение в кабинете прямо на рабочем месте, а поскольку сие оказалось удобнее во всех отношениях, прежде всего из-за отсутствия характерного запаха, суррогат прижился окончательно. Однако на этом ритуал самоудовлетворения после работы не заканчивался. Рафаэль Рафикович съедал шоколадный батончик с нугой, орехами и карамелью, который каждое утро покупал в одном и том же магазине, запивал его очередной чашкой кофе и несколько минут сидел за рабочим столом, осознавая неотвратимую необходимость возвращения домой.
Как ни странно, при отправлении данного ритуала время от времени присутствовала одна женщина по имени Сабрина Владиковна, подобно всем прочим преподавателям проводившая здесь занятия на условиях совместительства по государственным закупкам. Их отношения длились более 10 лет. Она начала составлять компанию Рафаэлю Рафиковичу вскоре после смерти его матери. Женщина была ровесницей этого генетического недоразумения и видела в нём способ скрасить одиночество на пенсии, держа при себе мужчину до поры до времени, пока и если не найдётся кто-нибудь более достойный. Однако в последнем отношении Рафаэль Рафикович находился в полной безопасности, поскольку нормальные экземпляры на неё бы не польстились, ибо на столь глупую и самовлюблённую особу как Сабрина Владиковна, с внешностью, ничего кроме отвращения не вызывавшей, обращают внимание только совершенно отчаявшиеся люди. Она являлась ровно такой женщиной, каким мужчиной был Рафаэль Рафикович. Но он, в свою очередь, совершенно не считал себя отчаявшимся, а посему никаких решительных шагов не предпринимал и тоже держал её про запас. Будучи мужчиной, а, следовательно, умнее своей подруги, Рафаэль Рафикович прекрасно видел недостатки Сабрины Владиковны и казался к ним полностью равнодушным, в чём и заключался секрет столь длительных вялотекущих отношений. Правда, несколько лет назад в них произошёл всплеск, роман разгорелся с новой силой, и место их встречи переместилось в дешёвый отель у шоссе недалеко от работы, ибо Рафаэль Рафикович категорически стеснялся водить женщину к себе домой, а Сабрина Владиковна не могла его пригласить в свою квартиру, поскольку жила с родителями и сыном-гомосексуалистом, заставлявшем себя стесняться более, чем факт проживания со старшими членами семьи почти в 50 лет отроду. Бурная фаза продлилась полгода и закономерно сошла на нет, потому что, во-первых, отель стоил недёшево, во-вторых, им, как людям совсем немолодым, участие в адюльтере причиняло больше неудобств, чем удовольствия (и немудрено, ведь если бы кто-нибудь увидел их в эти мгновения, то отреагировал безудержной рвотой на лицезрение движений бесформенных жировых комков), и в-третьих, именно поэтому каждый из любовников желал найти себе пару получше. В возрасте 50-ти лет оба тешили себя подобными надеждами. Впрочем, и связывавшую их ниточку ни Рафаэль Рафикович, ни Сабрина Владиковна обрывать не хотели, посему роман продолжался и поныне, однако его интенсивность стремилась к нулю. Время от времени, оставаясь со спутницей наедине, Рафаэль Рафикович позволял себе шлёпнуть старую дуру по необъятному заду, что приводило к вибрациям щёк и подбородков, или тоненькими ручками с длинными пальцами решительно схватить за обвислую грудь, а она делала вид, что смущена, но довольна, чем, со своей стороны, и поддерживала их удручающую связь.
Сегодня Сабрина Владиковна не явилась и в ближайшие месяцы её прихода не предвиделось, летом она никогда не преподавала, предпочитая проводить это время с мамой и папой, глубокими восьмидесятилетними стариками, на даче, куда их выпроваживал её сын, дабы иметь квартиру в полном распоряжении. Рафаэль Рафикович встал из-за стола, грустно посмотрел в окно, было ещё светло, вздохнул, вышел из кабинета, запер его на ключ, попрощался с охранником, пройдя по коридору и проверив, закрыты ли прочие помещения, спустился в лифте на первый этаж и пошёл пешком к ближайшей станции метро. Как я уже говорил, он не просто привык к одиночеству, он никогда его не ощущал, поскольку считал, что не нуждается в людях, однако его сгорбленная фигурка в потрёпанном плаще у всех, кто обращал на неё внимание прекрасным июльским вечером, вызывала ощущение щемящей безысходности жизни крохотного человечка на обочине бескрайней Вселенной. Но таких оказалось немного: продавщицы билетов на станции метро, несколько прохожих и пассажиров. Хорошо, что они не знали, какая мерзость кроется за столь безобидным образом.
Рафаэль Рафикович привычно вошёл и сел на скамью в полупустом вагоне, раскрыл потрёпанную книжонку, содержавшую нудное псевдоисторическое недоисследование о революции в России относительно популярного автора-неврастеника, и нисколько не задумываясь, сугубо автоматически читал её ровно до того момента, пока не доехал до нужной станции. Книг он не любил, точнее, любил популярный псевдоинтеллектуальный словесный мусор, публицистику, детективы, фантастику и прочее, то, над чем можно не думать, и читал его для того, чтобы выглядеть в собственных глазах просвещённым человеком, который в курсе модных тенденций. Однако блеснуть эрудицией ему было не перед кем, друзей он не имел и обсудить прочитанное ни с кем не мог, даже с Сабриной Владиковной, поскольку считал её несоизмеримо ниже себя. Было время, короткое в сравнении с протяжённостью всей жизни, лет так с 17 до 26, когда он пытался сознательно знакомиться с полноценными литературными произведениями, но научиться что-либо в них понимать Рафаэль Рафикович не смог, поэтому вскоре бросил это гиблое для него дело, причём с раздражением. «Хватит себя насиловать. Проблема не во мне, а в них. Это они потеряли актуальность, посему и непонятны современному человеку», – подумал недоумок, потерпев очередную неудачу.
Отмерив привычное количество шагов от метро до дома, Рафаэль Рафикович грузно поднялся по лестнице, открыл дверь и очутился в тонкой темноте стихии своей обречённости, в которой он являлся и пленником, и безраздельным господином. Но на пафосные жесты и горестные размышления мужчина тоже был не способен, поэтому он включил свет, разделся, разулся, пошёл на кухню, ритуально взглянул
