ногами и становились друг к другу носами, почти касаясь, но вовремя отодвигаясь. Вертели хвостами, дёргали ушами, хлопали ладошами. Даже вскидывали юбки – за такое мама бы меня оттаскала за ухо!
И когда приходила очередь Феникса, я раззадоривалась только сильнее. Приближалась к нему совсем близко и внезапно отпрыгивала. Внезапное тепло, как вольный огонь, вспыхивало в руках и ногах и так же быстро затухало. Я брала большую руку Феникса, проводила по ней пальцами и отпускала, а он хватал меня и тут же подбрасывал, после ловя вновь.
Раз, два, три… Последние мгновения песни! Она всё быстрее и быстрее. Феникс ближе и ближе! В этот раз я могу не сбегать. В этот раз я могу слегка поддаться. Чуть ближе, чуть теплее, чуть лучше. Довериться ему.
Наконец я подошла, позволив ему крепко обнять меня и поднять в воздух, смеясь и кружась.
Один, второй, третий круг. Перед глазами всё завертелось! Свет сменялся тьмой, тьма сменялась светом, жар становился лёгкой прохладой, прохлада начинала играть огнём. Раз, два, три…
Песня кончилась. Мы остановились.
Оказывается, мы отошли от толпы на небольшой выступ. Он выходил прямо к морю – спокойному и ласковому, едва шумевшему. Предки-звёзды маленькими точками отражались в водяной глади, как в зеркале.
Мой взгляд остановился на взгляде Феникса. В нём отражались мечты: смелые, как пламя, голубые, как небеса, светлые, как солнце. Мир, свобода, счастье… И мои глаза. Они отражались драгоценными камнями – такими я не видела их никогда. Сердце замерло в ожидании.
– Мира… Я всё хотел сказать… – пробормотал он.
Пока он говорил, я не удержалась и улыбнулась. Скользнула руками по его шее и обняла, чувствуя почти детскую мягкость его кожи. Такой горячей, что не верилось. Будто внутри и впрямь бушует пожар. А снаружи лишь щёки приобрели нежный румянец.
– Что… Что ты хотел сказать, Феникс? – пролепетала я, осматривая его лицо.
Неловко опущенный яркий взгляд, искрящийся огнём. Поджатые от смущения губы. Наливной румянец щёк.
Я наклонилась чуть ближе. Меня тянуло чувство. И оно было непреодолимым. Таким нежным, таким добрым… Таким родным.
– Мира, я… – он поднял на меня взгляд и замолчал, сонно щуря глаза, словно в дурмане.
– Феникс… – прошептала в ответ я, наклоняясь.
Всё ближе… Всё жарче… Всё горит… Почти коснулась… Сердце сейчас сойдёт с ума!
Но вдруг на нос упала… снежинка? Я удивлённо отпрянула. Феникс, кажется, почувствовал это и вновь открыл глаза, чтобы взглянуть на меня.
– Что это?.. – пролепетала я.
– Не может быть… – произнёс Феникс, отворачиваясь. Я проследила за его взглядом и ахнула.
На нас двигалась пурга. Нет, не просто пурга.
Живая снежная буря.
6. Буря
Не представляю, каково сейчас жителям Та-Ааи. Они вряд ли видели снег хотя бы раз в своей жизни. Теперь же за окнами их домов – невероятная пурга, какой даже я не переживала ни разу в жизни.
Неистовый ураган набирал скорость, снося каменные храмы, величественные статуи и пирамиды. Сами небеса померкли в стремительной буре. Темнота, свист и мороз – единственное, что оставалось там, за окнами, сквозь которые прорывались снежинки.
Благо наше убежище ещё стояло. Благодаря шаманкам: их нити плотно оплели толстые, высокие, поддерживаемые длинными колоннами стены дворца, не позволяя им развалиться. Однако я видела, как были напряжены их тела и как по ним стекал пот: ещё чуть-чуть – и они не выдержат.
Мы же все прятались и грелись, кто как мог. Разжигали костры, кутались в те остатки тканей, которые могли обнаружить. Фараон даже распорядился открыть двери в свою усыпальницу, откуда вынесли всё, что хоть как-то могло согреть ёжившихся и трясущихся от холода зверолюдей, а также редких змеелюдей, теряющих сознание от обморожения.
Нам же повезло: фараон вернул нам наши вещи, среди которых оказались шубы и даже моё свадебное платье. Уж не думала я, не гадала, что надену его вновь…
– Гили, ты куда? – прервал мои мысли Захария.
Словно завороженная, Гили тихонько зацокала к окнам.
Стояла такая тишина, что многие обернулись в её сторону.
– Хей, Мира… Захария… Смотрите, – слегка кивнула вперёд она.
Я привстала из-за стола, где мы расположились. Стоило поднять голову, как я вновь оказалась будто бы зайчонком в яме: темно, страшно, холодно. А окно – точно огромный надзирающий глаз чудовища, готового просунуть жадную лапу в следующий же миг.
– Что такое? – подошла я к Гили, укрывая шею варежкой: платок я отдала одному из малышей-зверолюдов.
– Смотри… – тихо сказала она, показывая пальцем за окно.
Навострив уши, я пригляделась. Сперва я совсем не поняла, чего от меня хотела Гили, но потом… В пронзительном свисте слышался потусторонний шёпот. Снежинки гладили щёки, словно руки. Льдинки складывались в голубые, злобно сощуренные глаза.
Лица. Эта буря и впрямь живая. Я обомлела и ахнула, схватившись за рот.
– Я не понимаю, что вы там увидели, – пытался вглядеться Захария.
– Это не просто буря. Это нимфы, – пояснила я, после чего тот округлил глаза.
– Быть не может… Нимфы льда и холода – и здесь?! – воскликнул он вполголоса.
Похоже, зверолюди нас не очень понимали, но слышали наши взволнованные голоса. Между ними начали ходить шепотки, и я прикусила язык.
– Одному Фениксу с ними не справиться! – продолжал Захария. – Вот дурак… Он наверняка понял, что за ним пришли!
– За ним? Почему?.. – в недоумении пролепетала я.
– Нимфы прокляли мир, – пояснил Захария, и я замерла. – Они не хотят, чтобы смертные вновь управляли им. Феникс – тот, кому дана сила всё исправить.
Я оцепенела. Холод теперь не только касался моей кожи, но и проникал в душу. Сама природа… Сам мир против того, чтобы мы его спасали. Неужели Матушка хочет, чтобы мы через всё это прошли? Это ведь невозможно… Или?..
– Мы должны ему помочь! – воскликнула я, чтобы народ обратил на меня внимание. Моя задумка сработала: все, вплоть до фараона, обернулись на мой зов. – Чего мы все спрятались?! Надо прогнать этих супостатов с Та-Ааи!
– Ты, верно, не совсем понимаешь, в каком положении мы оказались, – недовольно заявил фараон Аменхотеп, вставая с престола. – Мы никогда в жизни не видели этих существ. У нас вряд ли есть средства, чтобы дать им отпор. Мы едва держим оборону…
– Тогда вы обрекаете себя на гибель! – продолжила я, топая ногой. – Феникс не справится один. Если его… не станет, то не станет всех, кто здесь сидит!
Зашептались. Заговорили. Завосклицали. Похоже, большинство на моей стороне.
– Кое в чём отец прав, Мира, – заметил Имхотеп, вставая рядом со старшим фараоном. – Мы не знаем, как с ними сражаться. Мы искры по сравнению с пожаром Феникса.
– Тогда кое в чём не правы вы. Любой пожар начинается с искры.
Решительно сказав это, я замерла, сжимая кулаки. Они глядели, не веря мне. Но я, кажется, знаю, как доказать им.
Я сорвала с головы венчик. Мамин подарок… Сжала его в руке, прощаясь с ним: «Ты сослужишь мне добрую службу…» Окунув его в одну из жаровен, я
