ты сделала вывод, что я не доволен «всегда»?»
«С тобой невозможно нормально общаться».
«Вспомнила о нормальном общении? Да я никогда в жизни от тебя и твоей Наденьки ни одного доброго, даже не доброго, а нормального слова не услышал. И ты думаешь, что после всего этого я в разговоре с тобой из скучного резонёра превращусь в блистательного остроумца? Значит ты ещё и ещё раз глупее, чем кажешься. Как-то вот не лежит у меня сердце любезничать с тобой и уж тем более развлекать».
Этими словами я действительно её задел. С тупой обидой и безысходностью она опустила глаза и долго-долго молчала, пока мы огибали Кремль. Казалось, Люда впервые осознала, что сама в чём-то провинилась в своей несчастной жизни, но угадать, к какому выводу пришла девушка, я не мог, да и не пытался. Время от времени глядя ей в лицо, я видел всё то же немое отчаяние из-за прошедших бессмысленных лет, пережитых обид и нанесённых оскорблений. Измениться она не могла, в её юном возрасте это было совершенно невозможно, поскольку требовало ума и покорности, которыми моя сегодняшняя спутница не обладала по определению, но хотя бы начать процесс, что-то упорядочить в своей голове было вполне ей по силам. В конце концов Людмила собралась с мыслями и спокойно сказала:
«Ладно, поехали домой».
«Домой? Это за 300 километров?»
«Ой, не надо, и без твоих плоских шуточек тошно. Ты прекрасно понял, что я имела в виду. Где тут ближайшая станция?»
«Вон за тем зданием. Но нам лучше чуть пройтись и тогда доедем лишь с одной пересадкой», – по-бывалому рассудил я.
«Нет уж, поехали, как есть, всё равно вечер испорчен».
«Ты хочешь сказать, я его испортил? Шла бы одна. Зачем меня позвала?»
«Я не говорила, что ты что-то испортил, я сказала, вообще испорчен, и ты тут не при чём. С тобой, как внезапно выяснилось, всё не так уж плохо, только вот обходительности не хватает и такта, и воспитания, и сообразительности. Короче говоря, ума».
«Ты же понимаешь, что это очередное оскорбление, и я не могу пропустить твои слова мимо ушей? Я его тебе обязательно верну, но не сейчас, поскольку сейчас с тобой что-то не так, и тебе будет больнее от моих слов, чем мне от твоих, получится неэквивалентный обмен. Помнишь, в школе учили, что главный способ ограбления колоний метрополиями – неэквивалентный обмен?» – я вдруг растерялся перед чужим отчаянием и начал нести околесицу.
«П-прости, – сказав это, она будто вдвое постройнела, – не надо возвращать оскорбление. Я просто не подумала».
Я посмотрел на неё ошалевшими глазами и чуть было не ответил, что не думать – её обычное состояние, но к своему большому удивлению промолчал.
«Если ты ещё хочешь, мы можем пройтись до той станции, о которой ты говорил».
«Да нет, мне всё равно. Времени мы в любом случае не сэкономим, и, честно говоря, уже хочется куда-нибудь уйти с улицы, а то темнеет, неуютно».
«Трусишка. А мне, наоборот, нравится полумрак, даже жалко, что вскоре включат фонари. Ой, ты посмотри! Только о них заговорили, они и засветили. Ну, тогда тем более пошли, раз нам обоим тут разонравилось. Послушай, а ты запоминаешь хоть что-нибудь из того, о чём говорят на занятиях?» – она непринуждённо сменила тему.
«Нет».
«А записываешь?»
«Тоже нет».
«Ах да, я же видела, что не записываешь. Но как же ты тогда будешь сдавать зачёт?»
«Как-нибудь. Он всё равно ничего не значит, свидетельства нам выдадут в любом случае. Зачем напрягаться?»
«Как зачем? Чтобы повысить уровень собственных знаний, чтобы узнать новое, а потом применить на практике».
«Не могу понять, иронизируешь ты или нет. Если нет, открою тебе маленькую тайну. Эти курсы – сплошная профанация. Достаточно только взглянуть на то, как ведёт себя каждый, буквально каждый преподаватель, а именно: приходит в аудиторию то раньше, то позже назначенного времени и говорит о том, что ему в голову взбредёт, болтает с нами на заданные темы, лишь отдалённо связанные с содержанием предмета. Для них это способ лёгкого заработка, отдых от основной деятельности».
«Ты думаешь? А я даже пыталась что-то записывать. Теперь, конечно, не буду».
«Нет-нет-нет, не слушай меня. Что делала, то и продолжай делать».
«Поленов, ты собираешься хоть когда-нибудь отвечать за свои слова? Ты ж мужик, сказал – как отрезал. Выходит, сначала наговоришь разных всякостей, а потом в кусты».
«Я не хочу, чтобы мои слова влияли на чьи-то судьбы. Каждый должен поступать так, как считает нужным, самостоятельно и в полном объеме неся ответственность за свои действия».
«Ну у тебя и мания величия! Ни на чьи судьбы твои слова не влияют».
«Ты представь, если ты перестанешь записывать на занятиях, а потом на зачёте всплывёт что-нибудь такое, что ты могла бы занести в свою тетрадку, но не занесла по моему совету, и ответишь неправильно. А вдруг предстоящая итоговая проверка полученных знаний окажется не профанацией, как я предполагаю, но серьёзным испытанием, и тебе не выдадут свидетельства да ещё заставят возместить расходы за обучение. Выйдет как минимум неприятно. И всё из-за того, что ты меня послушала».
«Сплошное занудство. Ничего подобного не случится. Чтобы кого-нибудь заставить что-то сделать, необходимо либо сослаться на закон, либо заключить договор. Ни того, ни другого в случае, если я провалю зачёт, места иметь не будет, пора бы уже соображать, коллега. Так что твои слова в любом случае пустая болтовня. Уж извини», – она пришла в себя и приняла привычный тон.
«Тем лучше. Значит и слушать её не стоит».
«Почему же? Мне приятно тебя послушать. Если к тебе найти нужный подход, то ты оказываешься неплохим собеседником».
«Ты полагаешь, ты его нашла? Нужный подход?»
«Я вижу, что в общем-то он лежит на поверхности и искать его абсолютно незачем».
Я, конечно, пробуравил в ответ нечто невнятное, но в то же время мне стало приятно от её слов, немного досадно и совсем чуть-чуть боязно.
XXXVII
На следующий день, после очередных занятий, она мне предложила:
«Давай выйдем остановкой раньше и немного пройдёмся до общаги».
«Давай. Всё равно делать нечего. Надо как-то выветрить из головы весь этот бред. Ты хоть чего-нибудь понимаешь из того, что нам говорят?»
«Нет. Но это не имеет значения, главное, получить бумажку, и ты это знаешь. А получим мы её в любом случае».
«Так я и предполагал, ты тоже ничего не понимаешь. Как всегда. Что ты имела в виду, говоря, будто я знаю, что бумажка – это главное?»
«Не можешь без оскорблений, да? А если я всё понимаю, но не хочу тебя расстраивать? Ты ведь в вузе, наверняка, не сам учился, платил за зачёты и экзамены, проще говоря, получал диплом, поэтому и прекрасно осведомлён, что в учёбе
