интеллект, интеллект и смекалочка. А еще выдержка. И я намеревался в полной мере использовать их для исследования неизвестных территорий, и полагал, что хотя бы отчасти в подопечных это вбил… В чем мгновенно ошибся.
Едва мы вышли за ворота, как мне под ноги кинулась пестрая гибкая лента — и я едва успел поднять ладонь вверх. Под ногами прошила листву и землю тонкая игла с синей меткой — и неаккуратной кляксой растеклось по ней и по земле ярким сапфировым пятном содержимое хрупкого сердечника.
Я застыл на месте и недовольно прошипел по внутренней связи:
— Замерли!
Группа остановилась, но я всей шкурой ощутил их недовольство промедлением, глухое раздражение от моего приказа и страх. Страх, которого мои подопечные боялись больше, чем меня, больше, чем Седьмого мира и его флоры и фауны, страх, что одних парализует, а других сводит с ума: страх собственной беспомощности перед неизвестностью. Страх самого себя.
— Кто пошевелится без приказа — пристрелю сам и оставлю здесь, — пообещал я, недовольно дернул плечом и опустился на корточки: опасаются они своих реакций на непонятное, что могут не справиться, сплоховать, погибнуть, а разгребать мне. Пусть постоят и подумают о своем поведении. И, выкинув все мысли из головы, я настроился на окружающий мир.
Смутно знакомое ощущение осторожного любопытства осторожно коснулось моих чувств. Я расслабился и постарался передать в пространство теплую безопасность, невесомый интерес и пушистое дружелюбие. Еще немного, показалось мне, и они бы почти засветились тонкими волнами с вполне определенными цветовыми оттенками.
Из-за кочки высокой лиловой травы осторожно выполз недавний мой знакомец, и я замер, боясь спугнуть мимолетное доверие животного. Змей-дракончик оказался в длину около метра, но не толще моего запястья. Он смешно поводил длинными черными усами и на каждый звук слегка топорщил красную жесткую шерстку у шеи. Похоже, что это своего рода эмоциональные приемники.
Я медленно развернул руку — змей приоткрыл пасть и звучно щелкнул. В шлеме прошелестело:
— Чез…
— Молчать, — отозвался я.
Зверь медленно приблизился, обвился вокруг моей руки, заполз по ней на шею, а потом завис в полуметре от моего лица, внимательно глядя сквозь шлем. Зрачки у нас оказались одинаковыми, даже цвет глаз похож. Я очень медленно и крайне аккуратно отодвинул щиток шлема прочь. Минуту мы просто смотрели друг на друга, и я искренне пытался эмоциональными образами донести до животного, кто я, и чего от меня можно ждать. Но как только я попробовал коснуться эмоций самого змея, зверь зашипел, мгновенно слез с меня и испарился в траве.
Я проводил его взглядом, встал и скомандовал:
— Отмерли. Все вопросы на базе. Смотрим под ноги, идем тихо, желательно молча.
Недокоманда засопела, но спорить побоялась. Я чувствовал, как копятся вопросы по нарушению моих же инструкций у Липкого, как змея просто пристрелил бы Ступня, как Герычу глубоко пофиг на происходящее. А Райс удивлялся. И завидовал. И зависть эта была хорошая, правильная, почти как у моих ребят. Он тоже так хотел бы. Он понимал, зачем я затеял эту демонстрацию.
Некоторое время мы действительно шли молча, я лишь командовал собирать пробы и контролировал процесс. Животных мне тут ловить вряд ли позволят, так что сосредоточимся пока на грибах, цветах и травах. Буду надеяться, ничего опасного для человечества я тут не наберу. Да вроде не должен, иначе давно бы уже планетоходами притащили.
— Слушай, а че ты тогда кусался, ровно псина с цепи сорвалась? — внезапно спросил меня Райс.
— Озверел мальца, — отозвался я и постарался подстроиться под его манеру речи. — Наркоту здешнюю вкололи, вот и…
— А кто?
— Да Тай и колол. — хмыкнул я, не собираясь объяснять подробности. — Так вышло.
— Вот мудаки! — возмутился шедший чуть поодаль Герыч. Я так понял, он когда-то злостно употреблял, но ему чудом удалось с наркотика слезть, хотя прозвище и осталось.
— Кто? — поинтересовался я.
— Да ученые, — в сердцах хотел сплюнуть Герыч, но передумал. Вот и молодец, плеваться к себе же внутрь шлема — дело неблагодарное. — Скоты, на людях экспериментировать. Лишь бы что вколоть или отрезать.
Я поднял руку.
— Стоп!
Группа дисциплинированно замерла. Я же неторопливо пояснил.
— Во-первых, настоящий ученый никогда на людях без их добровольного согласия экспериментировать не будет. А если будет — то он либо беспринципный моральный урод, либо шизанутый напрочь маньяк. Во-вторых, Тайвин — мой друг. И я его отлично знаю. Ни к тем, ни к другим он не относится. В-третьих, у него не было выбора. А теперь посмотри себе под ноги.
Герыч, смущенный моей отповедью, посмотрел и испуганно отдернул ногу от хищно раззявившей свой рот крылатки. Шаг вперед — и нет конечности. Он с опаской посмотрел на меня, я с досадой покачал головой — уж можно было бы запомнить, сколько раз проходили в виртуальной тренировке — но подал знак идти дальше.
— А почему выбора не было? — снова подал голос Райс. Вот любопытный.
— Ну как… выбор, конечно, был. Либо он колет мне наркотик, либо я получаю иглу в лоб.
— Ну да, выбор без выбора, — понимающе отметил Райс, а Герыч все не унимался.
— Это как?
