выговаривающий что-то подчиненным. По закаменевшим лицам Андервуд догадался: стыдит за бойкот и самоуправство. Поговорить с ним толком до отлета так и не удалось.
Наконец, шеф Корпуса первопроходцев отпустил бойцов на посадку и вместе с Вернером подошел к полковнику.
— Андервуд, — начал он издалека, и полковник едва сам голову в плечи не втянул, чисто инстинктивно. — А ты не хочешь начать исправлять репутацию?
— А есть, где в моих грязных пятнах оттереть чистое место? — удивился ревизор.
— Конечно, есть. Давай устроим лекцию про семерых смелых. Ты немного покажешь себя с человеческой стороны, а бойцам общая история перед сложной операцией не повредит. Я понимаю, — Аристарх Вениаминович опустил взгляд, но тут же поднял его снова: — тебе нелегко будет ее рассказывать. Но в этом есть смысл и необходимость в том числе и для тебя.
Андервуд так не считал, но возразить не посмел.
Оперативники, приглашенные на общий инструктаж, инстинктивно заняли самые выгодные места — ударная великолепная пятерка оккупировала центр, радостно здороваясь и переговариваясь со знакомыми астродесантниками, коих у бывших звездных беретов среди бойцов спецназа и отряда быстрого реагирования «Авангарда» было в избытке, а остальные распределились по краям в излюбленный свой круг.
Гриф кашлянул, и все посмотрели на него, приготовившись слушать. Андервуд помолчал полминуты, дождавшись гробовой тишины в конференц-зале, и начал.
— Инструктаж по миссии будет непосредственно перед высадкой. А вот то, что я вам сейчас расскажу, находится под грифом «Совершенно секретно». Поскольку, как я вижу, вы весьма беззаботно относитесь к межзвездным перелетам, я не могу не устроить минутку ликбеза. Тем более, что ваш уровень допуска и срок давности информации позволяет допустить для вас определенную степень осведомленности. Я разослал вам на планшеты обязательство о неразглашении. Подпишите, и приступим.
Собравшиеся один за другим развернули на голопланшетах документ и приложили палец к обозначенному внизу квадратику, поставив личную биометрическую подпись. У Грифа высветился список, убедившись, что последние подписи получены, он удовлетворенно кивнул, отложил свой планшет в сторону и приступил к лекции, отбросив на время все свои маски.
— На протяжении всего своего существования люди исследовали природу эмпирическим путем. Пока мы пришли к современной науке и ее возможностям, зачастую один человек был вынужден приносить себя в жертву во имя всего племени: выясняя, съедобна ли та красная ягода с куста, можно ли употребить в пищу пластинчатый гриб с красивой оливковой шляпкой или что будет, если укусит черный паук с красной точкой на брюшке. Кем они были, истории узнать не дано, зато мы с вами знаем, что не надо употреблять в пищу волчьи ягоды, бледную поганку и приближаться к черной вдове. Так и эффект резонанса, на котором построена современная космонавтика, имеет две стороны: позитивную для человечества и негативную для человека…
* * *
— Райли, открой дверь! Сколько вас там?
— Семеро.
— Да вы что, коллективно с ума посходили⁈
Из-за двери послышалось невнятное бормотание и очень усталый вздох.
— Оль, мы должны.
— Да какая жестокая необходимость в том, чтобы самим испытывать на себе резонанс? Это небезопасно!
— Откуда ты знаешь? Ни одно животное при экспериментах не умерло.
— Но мы не знаем, что они испытывали! Райли, то, что животные возвращались невредимыми — еще не показатель! Сейчас не время жертв во имя науки!
— А когда-то такое время было? Или будет?
Она почти увидела сквозь тонкую переборку, как рыжеволосый астрофизик разочарованно качает головой.
— Во все времена ради науки, ради знания человек был готов пожертвовать собой. И в пещере по нескольку месяцев ученые сидели, чтобы понять, как психика поведет себя в космосе. И перегрузки на себе испытывали. И в космос в итоге полетели. И тоже после того, как собаки живыми остались. Иногда безумство — единственное, что отличает нормального ученого от другого нормального человека.
— Райли…
— Не надо нас переубеждать.
— А как же роботы? Датчики? Разве недостаточно того, что при резонансе почти вся электроника выходит из строя, и не вся потом включается? А с человеческим телом что тогда будет? А с сознанием? Мы же понятия не имеем, как это все работает!
— В том между нами и разница. Ты — инженер, космотехник, у тебя мышление прикладное, практическое. Тебе позарез необходимо знать — как. Как работает узел квантового резонатора, из каких деталей и материалов состоит, как его чинить, если он сломается. А я ученый, Оль. И мышление у меня научное. Мне надо знать — почему. Почему резонанс работает именно так. Почему металлы кагомэ обладают сверхпроводимостью? Почему среди всего разнообразия их семейства только сплавы с лютецием дают такую электронную сингулярность, чтобы обеспечить нужный резонансный отклик, а сплавы, например, с цезием — нет? Когда ты видишь кошку, тебе интересно, зачем ей усы, а мне интересно — почему у нее усы, как так вышло, что эволюция наградила кошку усами?
— И что с того, ну будешь ты знать, почему у кошки усы? Кому будет легче, если ты за это знание умрешь?
— Потому, Оль, что через вот это «почему» с промежуточной стадией «почему именно так» рождается «так вот как это работает», и из него — «а вот что из этого можно сделать». Резонансный двигатель тоже результат такого «почему».
Она вздохнула раздраженно, потерла лоб, встряхнула головой, и
