Чен Ына, сомалийских боевиков, медельинских комбо или виновников геноцида в Дарфуре. Нельзя забывать, что создание системы предсказуемых, легитимных и эффективных стимулов и мер воздействия удерживает от применения насилия огромное количество неизвестных банд, этнических группировок и правительств. И это одинаково работает на всех уровнях: локальном, национальном или глобальном.
Если бы миротворчество было простым делом, мне не пришлось бы писать книгу о природе и механизмах конфликтов: все давно бы решилось. Если социальные проблемы обходятся так же дорого, как продолжение конфликта, то именно потому, что их трудно вычленить. Миротворчество – коварная сложная проблема. Звучит как реплика дилетанта, но на самом деле «коварная проблема» – это специальный термин. Его придумал в 1960-е годы один немецкий профессор, теоретик дизайна и проектирования, для характеристики сложностей социального планирования. Некоторые проблемы решаются относительно просто: изолированные, с ясными причинами, они требуют четких технических знаний, показывают понятные параметры прогресса и не требуют для решения слишком много людей и сил. Коварные проблемы гораздо сложнее. У них множество вероятных корней, они требуют координации многих акторов, решаются не по шаблону, и каждый случай уникален, а как оценивать успех, и вовсе никто не знает [2]. Коварны многие социальные проблемы: неравенство, бедность, наркомания, хронические болезни.
Процессы предотвращения и решения конфликта тоже имеют свои коварные особенности. Здесь уже не просто ветвистая корневая система, это пять больших категорий, границы между которыми размыты. Эти проблемы часто уходят глубоко – вплоть до устройства власти в обществе, и очень трудно что-то здесь изменить. Нет сходства или равенства соперников. Нет инструкций. Невозможно предугадать, что получится, когда начинаешь что-то делать. На таком пути неизбежны шаткие доказательства, слабое влияние и бесчисленные ошибки.
Так что не стоит ожидать, что какое-то из пяти описанных вмешательств станет большим, смелым и быстрым шагом к достижению всеобщей гармонии и торжества доброй воли. Нет, каждое из них лишь немного продвигает общество по пути к миру, показывая, что происходит, если ослабить или усилить те или иные ограничения ради достижения компромисса: установить границы для воинственных ЭЛИТ; сделать войну немного дороже; слегка выровнять потоки информации; сделать восприятие чуть менее тенденциозным, а переговоры чуть более гладкими. Может показаться, что мы раздуваем из мухи слона, но даже малейшие подвижки на этом пути – не просто успех, а повод для торжества. И это возвращает меня к Джону Прендергасту и его дилемме.
Наказание
Прендергаст понял, что за все годы, пока он пытался призвать к ответу виновников массовых убийств, очевиднейшая причина неэффективности его действий была проста: «Никто никогда не отказывал мне в визе», Президенты и генералы приглашали его на чай, потому что его пропагандистские усилия, по сути, не представляли для них никакой угрозы. Проект «Хватит!» не затрагивал основные причины насилия и страданий. «Главная причина – клептократы, которые правят в этих странах», – решил Прендергаст.
Вопрос заключался в том, что власть в Судане была сосредоточена в руках корыстных элит. «Правительства в Конго, Судане, Южном Судане, Сомали и в других местах фактически захвачены, – говорил он мне. – Их захватили небольшие группы военных и их международные подельники – банкиры, юристы и бизнесмены, – которые через подставные компании выводят деньги из страны». Их цель, конечно же, не мир. Всеми возможными средствами – чистки, захваты земель, гражданские войны, геноцид – они просто пытаются отхватить кусок пирога побольше [3].
Прендергаст понял, что человеку со стороны вроде него не изменить структуру властных институтов, сложившуюся в Судане, не создать систему сдержек и противовесов. И даже если бы ему удалось, это не произошло бы так быстро, чтобы остановить насилие, происходящее здесь и сейчас. Но, может быть, подумал он, можно изменить не основные, а побочные стимулы? Если иностранцы – соучастники преступлений суданской элиты – отмывают их деньги и везут им оружие, может быть, более честные иностранцы помогут решить эту часть проблемы.
Несколько лет назад Прендергаст сменил тактику и перестроил свою организацию, назвав ее теперь The Sentry («Часовой»). Тинейджеры-активисты остались в прошлом. В новую команду он набирал строгих бухгалтеров, лохматых экономистов и бывших правительственных спецов по борьбе с терроризмом с серьезными манерами и консервативными прическами. Эта команда отслеживала денежные потоки, следила за теневыми юристами, банками и подставными компаниями, помогавшими суданским плутократам прятать деньги, выявляла сети нелегальных торговцев оружием и алмазами, составляла досье на коррумпированных генералов и политиков, которые откладывали денежные запасы за пределами страны.
Некоторые из этих пособников были мелкими бизнесменами с Ближнего Востока, Каймановых островов и других налоговых гаваней или стран-изгоев, Однако основная часть денег проходила через крупные американские и европейские банки. Прендергаст и Клуни обратили и на них пристальное внимание: «Мы с Джорджем, типа, ну, блин, когда же начнем выступать, протестовать, обличать эти банки в сотрудничестве с бандитами?» Но оказалось, что банкирам не страшны протесты. Управляющие банками были рады принять их, И министерство финансов США – тоже.
Участие Джорджа Клуни не повредило: знаменитости легче открывают важные двери. «Без него у нас не было бы доступа ко всем этим шишкам», – объяснял Прендергаст, Впрочем, понимание он нашел в основном потому, что западные банки были готовы избавиться от клептократов и их пособников: воры и бандиты подрывали доверие ко всей системе. Даже власти США уже давили на крупные финансовые фигуры, вынуждая их прекратить дела с преступниками, финансирующими террор, «Дай мне эти долбаные свидетельства, – говорил один чиновник Прендергасту, – и мы их уроем».
У Прендергаста была всего пара десятков помощников, а у банков – толпы специалистов по надзору и легионы судебных следователей. Команда The Sentry знала обстановку и могла начинать дела, но банки и министерство финансов могли их заканчивать (хотя для поддержания мотивации банков некоторое давление со стороны Клуни и угроза протестов, вероятно, тоже не помешали),
Сегодня Прендергаст может указать нескольких особенно ненасытных персонажей, которые уже попали под санкции: политиков, перекачивающих нефтяные деньги на тайные счета, коррумпированных алмазных магнатов и их нечистоплотных юристов и финансистов. Их ликвидные активы заморожены, выключены из мировой финансовой системы. Они стали слабее, и они злятся. Военное руководство Судана больше не приглашает Прендергаста на чашку чая и наверняка больше не даст ему визу.
В наказании сильных за мошенничество и эгоизм, разумеется, нет ничего нового. Это распространенная практика. Когда наши собственные институты контролируют наших собственных лидеров, мы называем эти действия общественным порицанием, осуждением и импичментом. Когда наше собственное правительство сдерживает частных акторов, мы называем это регламентированием, запретами и преследованиями. В большинстве обществ стремятся создать предсказуемые системы
