которые инициировали имперскую экспансию в Африке. Нам необходимо понять, как получилось, что эта политика определялась такими способами, которые подрывали британскую гегемонию, и почему эта политика не была реформирована.
I. Застой и упадок британских компаний
Исчезновение мелких провинциальных банков в ходе волн банкротств и поглощений, ставших результатом более масштабных процессов финансиализации, во второй половине XIX века лишило многие британские промышленные компании доступа к капиталу, необходимому для модернизации, расширения или объединения. (В главе 8 мы рассмотрим, каким образом банковские слияния в Соединённых Штатах влияли уже на американскую экономику и политику.) Выжившие крупные банки предпочитали инвестировать за рубежом, а британским компаниям, как крупным, так и мелким, предлагали главным образом краткосрочные займы. Доля средств, привлечённых в Лондоне и направленных в компании внутри Британии, снизилась с 47% в 1865–1869 годах до 20% в 1909–1913 годах.[475] «Лондон не финансировал фабрики и рудники севера [Великобритании]… Собственная экономическая база Лондона, как всегда, вела во внешний мир, к финансам и торговле за границей и за океаном».[476] Кроме того, краткосрочный временной горизонт крупных банков подразумевал, что они не предпринимали таких же усилий по реорганизации различных отраслей с целью создания олигополий, как их американские или немецкие визави. Поэтому британские компании испытывали более существенную внутреннюю конкуренцию и располагали меньшими прибылями, чем американские или немецкие, что затрудняло для них привлечение новых инвесторов или инвестиции в модернизацию из нераспределённой прибыли.[477] Данная проблема дополнялась тем фактом, что британские компании не располагали такими же защитными таможенными тарифами, как их немецкие или американские конкуренты. Кроме того, британские промышленные компании не объединялись со своими конкурентами и не скупали их, чтобы достичь той экономии от масштаба, которой обладали американские и немецкие компании.[478] Показательно, что в десятилетия, которые предшествовали Первой мировой войне, сделки по слиянию компаний в Британии были главным образом ограничены банковской и финансовой сферами. Немногочисленные крупные промышленные корпорации, сформированные благодаря слияниям, представляли собой «холдинговые компании, которые имели расплывчатую организацию в виде ассоциации фирм с небольшими головными офисами, незначительной координацией или интеграцией, а операционные решения оставались на усмотрение входивших в неё компаний. В большинстве случаев владельцы и их семьи продолжали контроль и управление как холдинговой компанией, так и на уровне дочерних структур».[479] Внутри Британии эти размытые объединения были конкурентоспособны, и хотя в герметичной империи они были бы прибыльны, они оказывались всё менее способны к соперничеству с более плотно интегрированными и растущими немецкими и американскими корпорациями.
Кейн и Хопкинс утверждают, что британские компании, как крупные, так и мелкие, не стремились к получению от банков долгосрочного финансирования, поскольку не хотели подвергать риску семейный контроль над бизнесом.[480] Внешнее финансирование было ограниченным, потому что «британские компании, похоже, были последовательно более скрытными, чем американские и немецкие, а без раскрытия необходимой информации инвестирование в огромной мере очевидным образом лишалось стимулов».[481] Чэпмен обнаруживает, что инвестиционные группы точно так же, как и промышленные компании, отдавали приоритет «сохранению богатства и могущества семьи (или семей), которые контролировали конкретный бизнес»,[482] а не максимизации контроля над рынком или прибылей. Этим приоритетам способствовало британское корпоративное право, которое позволяло семьям-основательницам компаний удерживать контроль над ними, ограничивая новый капитал облигациями или привилегированными акциями.[483]
Британские компании, разыскивавшие старший и младший персонал и потенциальных партнёров, в социальном смысле сопоставимых с наследниками, владевшими и управлявшими фирмами, «нанимали людей, чьё семейное происхождение и образование готовили их к карьере в гражданской службе, вооружённых силах, церкви и праве, и лишь немногочисленные технические специалисты, наподобие управляющих джутовых мельниц и горных инженеров, набирались на подчинённые позиции благодаря их техническим компетенциям».[484]
Британским компаниям с их технически неграмотными управленцами становилось всё более сложно конкурировать с американскими и немецкими фирмами, которые ради лидерства полагались на инженеров. Семейные и культурные общности между земельной элитой, правительственными чиновниками, банкирами, купцами и мануфактурщиками, которые способствовали достижению политического консенсуса в XVIII–XIX веках, в дальнейшем сдерживали привлечение людей с теми разновидностями образования и опыта, которые были необходимы для конкуренции с крупными корпорациями, сформированными в конце XIX века для изобретения, производства и продажи передовых машин и потребительских товаров.
II. Британские бюджеты, военная стратегия и внешняя политика
На протяжении столетия между завершением Наполеоновских войн и началом Первой мировой войны британские элиты были способны удерживать налоги на низком уровне. Во время Крымской и Англо-бурской войн элиты могли защищать свои интересы от попыток повысить земельные налоги или вновь ввести таможенные тарифы.[485] Вместо этого министерство финансов оплачивало военные расходы при помощи облигаций, которые затем погашались в мирное время, что позволяло держать гражданские и военные расходы правительства на низком уровне.[486]
Размер совокупного бюджета британского правительства сократился с 23% ВВП в последний год Наполеоновских войн до порядка 12–13% в 1830-1840-х годах. В 1855 году, на который пришёлся пик расходов на Крымскую войну, бюджет был эквивалентен 13% ВВП. В 1870-1890-х годах размер бюджета сократился до 6–7% ВВП, а затем вырос лишь до 11% ВВП в 1902 году, пиковом для расходов времён Англо-бурской войны. В 1913 году, когда Британия готовилась противостоять милитаризированной Германии, расходы бюджета составляли всего 8% её ВВП.[487]
Британские военные расходы в показателях доли от ВВП в 18701913 годах составляли «78% от французских военных расходов, 67% от российских и 41% от японских» и были сопоставимы с военными расходами Италии, Германии и Австрии.[488] Однако поскольку в этих странах существовал воинский призыв, а Британии приходилось платить жалование своим солдатам (все они были волонтёрами), приведённые данные недооценивают разрыв между Британией и всеми остальными великими державами, за исключением Соединённых Штатов — единственной страны, чьи военные расходы были меньше британских (США тоже полагались исключительно на волонтёров). Тем не менее для «государственных деятелей Викторианской эпохи» данные расходы были «обременительными и неутешительными».[489]
Британское правительство обосновывало низкие военные расходы переосмыслением своих стратегических потребностей. Если в последние десятилетия XIX века Соединённые Штаты рассматривались как более значительная угроза, нежели Япония, то затем Британия отказалась от конкуренции с ними на Американском континенте и в 1901 году подписала договор об уступке США прав на
