Во многих случаях армейские офицеры были и главными администраторами на тех территориях, где они базировались. Таким образом, в отборе офицеров по критериям политических компетенций и связей, а не военных способностей был свой смысл для Британии как империи, даже несмотря на то, что он ослаблял способность её армии сражаться против европейских соперников.
Противоречие между потребностями Британии как империи и как европейской державы лежало в основе бедствий Крымской войны. Противоречия внутри империи между возможностями джентльменов удачи с хорошими политическими связями (наиболее известным среди них был Сесил Родс) и общими потребностями и ограниченными ресурсами государства были причиной ещё одной затратной британской интервенции в столетие между 1815 и 1914 годами — войны в Южной Африке, начатой Родсом, который после получения в 1889 году британских полномочий предпринимал односторонние действия, настраивавшие против Британии Бурскую республику. Родс был способен покупать парламентскую поддержку и благосклонность прессы с помощью долей в своих компаниях и неприкрытых взяток.[506]
Поначалу война в Южной Африке имела популярность: «правительству воздалось убедительным большинством во время "хаки"-выборов 1900 года».[507] Однако для победы в войне понадобилось гораздо больше времени, чем ожидалось: «Она потребовала участия 448435 человек британских и колониальных войск и обошлась британскому налогоплательщику примерно в 201 млн фунтов стерлингов. В общей сложности 5774 человека были убиты в бою, а ещё 16168 человек умерли от болезней или ранений».[508] Британское общественное мнение повернулось против войны. Оппозиция сосредоточилась на денежных издержках войны и её цене в жизнях британских солдат (в главе 7 мы проследим аналогичную и ещё более масштабную реакцию на невосполнимые потери американских солдат в ходе войны во Вьетнаме и последующих конфликтов). Почти никакого внимания не уделялось последствиям войны в Южной Африке или любых других британских войн для жителей тех стран, в которых они велись, хотя после 1870-х годов британское общество, побуждаемое активистами и газетными сообщениями, действительно высказывало возмущение по поводу зверств, совершаемых другими европейскими державами. Особенно резко такие заявления звучали по поводу массовых убийств и пыток, совершённых бельгийцами в Конго,[509] а также «против португальцев во время заключения англо-португальского договора 1884 года».[510]
Непростая победа в Англо-бурской войне вела к дальнейшему урезанию британских стратегических целей, а не к увеличению инвестиций в вооружённые силы. Оборона была сосредоточена на Индии, а главным планом для армии стала подготовка к войне с Россией в Афганистане,[511] которую можно было вести в основном силами индийских солдат, чья гибель не побеспокоила бы британскую публику. Британия не была способна принять какую-либо глобальную стратегию отчасти потому, что полномочия для подобных решений были раздроблены между армией, военно-морским флотом и различными министерствами.[512] Но даже если бы правительство было в состоянии выработать некий план действий, реализация любой реальной большой стратегии потребовала бы введения существенно более высоких налогов, чему сопротивлялись бы как элиты, так и массы избирателей. После Англо-бурской войны главной заботой фактически стал рост государственного долга, вызванный военными расходами. Это вело к сокращению расходов на социальные программы и противодействию расширению численности армии.[513] Элиты сохраняли политическое влияние, чтобы блокировать узконаправленные налоги, такие как таможенные тарифы для отдельных отраслей или товаров,[514] банковские налоги или налог на переход прав собственности на землю, предложенный в 1909 году Либеральной партией.
Когда в 1910 году налоги были наконец повышены вместе с принятием «народного бюджета»[515] либералов после годичной патовой ситуации и новых выборов, ставка подоходного налога на богатейших британцев была удвоена, хотя по-прежнему оставалась на мизерном уровне 7,5%, тогда как предложенный налог на продажу земель, которому противостояли земельные круги, по-прежнему господствовавшие в Палате лордов, был отклонён. Этих новых поступлений оказалось достаточно только на ограниченные социальные расходы, но для существенного увеличения военных расходов их категорически не хватало, так что подобных попыток не предпринималось. Парламентский акт 1911 года фактически навсегда ограничил возможность лордов препятствовать введению налогов и принятию законопроектов. Однако устранение этой возможности вето не привело к значительному повышению налогов в мирное время или появлению социальных программ вплоть до периода, начавшегося после Второй мировой войны. Британские социальные движения, которые главным образом сосредоточились на расширении избирательного права, тоже не требовали подобных перераспределительных мер. Реформы либералов отчасти представляли собой попытку вобрать в себя эту мобилизацию,[516] хотя противостояние повышению налогов и социальных расходов со стороны консерваторов и некоторых либералов предшествовало агитации за расширение избирательных прав до и после Первой мировой войны и пережило её.
Индия уже предоставляла 250 тысяч солдат, что было пределом возможного для доходов, извлекаемых Британией из этой колонии, а возможно, и пределом численности «лояльных» индийцев, которых могли завербовать британцы, — для любых дополнительных войск, необходимых для ведения сухопутных войн в Европе или Азии, Британии потребовалось бы действовать по образцу континентальных держав и вводить воинский призыв. Британия в самом деле демонстрировала определённые успехи, заполучив добровольцев из переселенческих колоний для боевых действий в Южной Африке, чтобы восполнить неготовность своего правительства набирать «цветных» солдат из Индии для войны с белыми в Африке.[517] Однако 30 тысяч солдат из Канады, Австралии и Новой Зеландии, которые сражались в этой войне, составляли лишь меньше десятой части от общей численности выставленных Британией войск.[518] Для крупной наземной войны такое количество солдат было бы незначительным контингентом, что и подтвердилось в ходе Первой мировой войны.[519]
Англо-бурская война была примером того, как, вопреки мнению Майкла Манна, британский расизм ослаблял империю. Во-первых, неготовность британцев отправлять «цветных» индийских солдат воевать с бурскими мятежниками означала, что посылать сражаться и умирать пришлось гораздо больше британцев, чем в том случае, если бы Британия смогла переступить через свою расовую разборчивость при мысли о том, как белые погибают от рук небелых. Во-вторых, хотя британцы и проявляли насилие по отношению к своим противникам-бурам, они были не настолько жестоки, а следовательно, добивались меньших результатов, чем в войнах против небелых, в которых не присутствовало угрызений совести по поводу использования крайнего насилия.
Британские элиты никогда не рассматривали введение воинского призыва. В первые два года Первой мировой войны действующая британская армия фактически состояла из добровольцев и колониальных войск. Британия прибегла к призыву лишь после того, как её армия понесла огромные потери в бессмысленных атаках на немецкие окопы. Сложность введения призыва во время Первой мировой войны обеспечивала ретроспективную
