Часть II
Гегемония сегодня
Глава 6
Соединённые штаты: от консенсуса к параличу, 1960–2016 годы
На протяжении многих лет большинство из нас привыкли иметь политическую позицию — республиканскую или демократическую, либеральную, консервативную, умеренную. Суть дела в том, что большинство или по меньшей мере многие проблемы, с которыми мы сейчас сталкиваемся, это проблемы технические, проблемы административные. Всё это очень сложные интеллектуальные суждения, которые не способствуют тому выдающемуся сорту «чувственных порывов», что столь часто пробуждали нашу страну в прошлом. Сегодня они обращены к вопросам, находящимся за пределами осознания большинства людей.
Президент Джон Ф. Кеннеди, 1962[545]
С высоты нашей позиции спустя полвека уверенность президента Кеннеди в способности специалистов (experts) решать проблемы с помощью своих технических знаний выглядит одновременно трогательной и неуместной. Но наиболее нереалистично для тех, кто жил в Соединённых Штатах в первые десятилетия XXI века, выглядит его уверенность, что экспертные суждения могут убедить элиты или граждан в целом отказаться от своих идеологических позиций или подчинить свои частные интересы политическим решениям, которые поведут к общему процветанию и общему благу.
Впрочем, в те времена, когда Кеннеди произносил эти слова, для его уверенности в том, что на смену идеологическим убеждениям идёт экспертный консенсус, существовали достаточные основания. То «практическое управление современной экономикой», которое описывал Кеннеди во втором из своих процитированных выступлений, пользовалось поддержкой обеих американских партий. Их лидеры в Конгрессе поддерживали кейнсианские стратегии снижения налогов и государственных расходов,[546] такую же позицию занимали и «корпоративные умеренные», которые возглавляли большинство крупнейших компаний США.[547] В начале 1960-х годов этот консенсус распространялся и на внешнюю политику, предполагая согласие по поводу агрессивного подхода к вооружению Третьего мира и антиповстанческим действиям на его территории. Лидеры обеих партий соглашались не только по поводу масштабных целей экономического роста, сокращения бедности и сдерживания коммунизма — они были уверены и в эффективности стратегий, сформулированных экспертами в правительстве. (Этот консенсус осмеял Морт Заль, подводя итоги президентской кампании 1956 года: «Эйзенхауэр выступает за "постепенность" (gradualism). Стивенсон выступает за "умеренность" (moderation). Народ должен выбирать между этими двумя крайностями».)[548]
В то же время подобная политика встречала незначительное действенное противостояние за рамками администрации Соединённых Штатов. На левом фланге движение за мир было слабым — оно сосредоточилось в основном на прекращении ядерных испытаний, при этом игнорируя военные интервенции США по всему миру.[549] Профсоюзы поддерживали макроэкономическую политику правительства и ограничивали свои требования повышением заплат и увеличением льгот вслед за увеличением производительности и прибылей корпораций. Во внутренней политике влияние тех, кого в дальнейшем назовут «лунатиками», было маргинализировано, поскольку Республиканская партия во главе с Эйзенхауэром и Никсоном по максимуму задействовала интернационалистскую внешнюю политику, управление макроэкономическим ростом с помощью правительственных рычагов и умеренные усилия по постепенному снижению бедности. За пределами юга США обе партии — и республиканцы, и демократы — поддерживали постепенное расширение гражданских прав для чернокожих.
Капиталисты (по меньшей мере те, которые возглавляли крупнейшие промышленные и финансовые компании) поддерживали правительственные социальные программы, экономическое регулирование, прогрессивное налогообложение — или, что происходило чаще, шли им на уступки, даже несмотря на то, что пытались блокировать или замедлять новые инициативы властей. Одобрение этих действий, как и сами системы нормативного регулирования и социальные программы, представляло собой прагматичную реакцию на масштабное усиление воинственных настроений рабочих и фермеров в 1930-х годах и радикальную электоральную политику внутри (а потенциально и за пределами) Демократической партии, олицетворением которой выступал Хьюи Лонг.[550]
Богатые американцы, как и их европейские визави, не видели иного выбора, кроме как согласиться с исторически беспрецедентно низкими масштабами неравенства доходов и благосостояния.[551] 76 богатейших американцев с состояниям более 75 млн долларов, представленные в 1957 году в одной из статей журнала Fortune, «считали несколько аморальным, что их дети будут жить на не заработанные ими деньги». Однако даже те, кто хотел бы, чтобы их дети унаследовали их состояния, понимали, что согласны на высокий уровень налогообложения. «Снижение 90-процентного налога на наследство политически невозможно без общего снижения налогов. Но даже если реальное облегчение налогового бремени невозможно, положение очень богатых едва ли можно назвать отчаянным».[552]
Поддержка бизнесменами внешней политики США была умаслена дипломатическими, финансовыми и военными мерами американского правительства по защите их зарубежных инвестиций, а также сверхприбылями, которые они получали от оружейных контрактов, достававшихся не только крупным компаниям, но и субподрядчикам, которые базировались практически в каждом избирательном округе. Профсоюзы, придававшие огромное значение хорошо оплачиваемым и стабильным рабочим местам, которые занимали их члены в оборонных компаниях, поддерживали внешнюю политику, формировавшую необходимость в производимом ими оружии.
Согласие обеих партий относительно целей внешней и значительной части внутренней политики, а также методов достижения этих целей при помощи государственного управления было основано на высокой степени сплочённости среди элит. Компании были взаимосвязаны благодаря тому, что одни и те же лица занимали места в разных советах директоров, а в центре этой сети находились крупнейшие банки. Способность менеджеров корпораций преследовать собственные интересы вместо того, чтобы действовать в качестве доверенных лиц своих акционеров и сотрудников, была жёстко ограничена их зависимостью от банков в части финансирования и сетью правительственных регулятивных мер, которые препятствовали возможности менеджеров изменять соотношение между долями доходов, направлявшихся собственникам, управленцам и работникам. В промежутке между 1930-ми и 1970-ми годами сдерживающим фактором для корпораций также выступала влиятельность профсоюзов и их готовность устраивать забастовки. Не охваченные профсоюзами промышленные компании за пределами южных штатов сталкивались с угрозой профсоюзной организации своих работников, если их заработные платы и льготы падали существенно ниже, чем те, которых добивались трудящиеся — члены профсоюзов. В 1950-х годах доля государства в национальном доходе существенно увеличилась, а в следующем десятилетии вновь выросла при отсутствии действенного противостояния военным расходам. Кроме того, рост доли государства происходил потому, что обе политические партии были привержены сохранению социальных программ Нового курса, а разногласия между ними касались главным образом представлений о том, в пользу каких групп следует расширять эти программы и какой ценой.
Конфликт вокруг идеологических, классовых или иных сюжетов
