один день ее скрутило!
— Я с ним сочтусь, ты же слышала. Вечером обсудим…
— А если я умру до вечера?
— Пошли. Не бойся, говорят тебе. Поверь мне, я много повидал на своем веку. Заведешь теперь новую волынку: «Ах, помираю!» Вот брошу тебя здесь и уйду…
— Пойдем лучше домой… я прилягу…
Евтихис засмеялся. Он ел во время оккупации картофельные очистки, гнилой виноград, выжимки инжира, обсасывал выброшенные на помойку кости… Ишь, нежная какая!
Вместо того чтобы идти домой, как просила Мэри, Евтихис потащил ее в кофейню на площадь Омония, где часто бывал Тодорос. Евтихис не мог больше заниматься продажей консервов, сначала ему необходимо было объясниться с Андонисом. «Надо узнать, не хотел ли он меня надуть».
— Ты одолжишь у Тодороса денег? Купишь мне лекарство?
Прислонившись к колонне, Евтихис смотрел на Мэри с сожалением: несчастная совсем извелась, боится, как бы не продырявились у нее кишки. Голубое платье с бантами все покрылось пятнами, стало форменной тряпкой. Он уже не насмехался над ней, а сосредоточенно потирал руки — старая привычка. Так прежде он разминал в руках кусочек теста, украденный у матери, чтобы оно не засохло, пока он придумает, что из него слепить. Наконец он придумал.
— Перестань ныть, Мэри. Мы должны встретиться с чужим человеком, научись же вести себя на людях. Никто не должен знать, болит ли у тебя живот или ты просто подыхаешь с голоду.
Тодорос беседовал с какими-то важными господами, и Евтихису пришлось подождать. Он стиснул пальцы Мэри — пусть боль напомнит ей, что она должна вести себя прилично. Потом он почтительно приблизился к Тодоросу, вежливо поздоровался с ним и сел вместе с Мэри за его столик. Тодорос спросил, что им заказать, и Мэри, ответив: «Спасибо, ничего», поглядела выразительно на Евтихиса — она, мол, хорошо усвоила его урок.
Евтихис тут же рассказал Тодоросу о задуманном им деле и попросил совета. Тодорос смотрел то на дверь, то на стенные часы, словно с минуты на минуту мог появиться человек, встречи с которым он хотел избежать.
— Сейчас самый ответственный момент в моей жизни! Я должен заняться верным делом…
— Понимаю, выкладывай быстрей, что тебе надо.
— Помоги мне… На тебя я могу положиться. Надеюсь и на Андониса, он знает рынок. Но с тобой я буду всегда советоваться. Ну вот, я решил открыть ткацкую мастерскую. Это, пожалуй, мне больше всего по душе… Ты мне поможешь?
— Ладно, — сказал, вставая, Тодорос. — Обдумай все хорошенько и приходи, потолкуем. Но в этой кофейне ты меня больше не встретишь. Приходи утром на площадь Синтагма, рядом с министерством, наверху…
— Привязался к тебе кто-то? Не могу ли я быть тебе чем-нибудь полезен?
Тодорос не ответил. Он быстро пошел к выходу, лавируя между столиками. Евтихис в недоумении посмотрел ему вслед, взял Мэри за руку, и они тоже ушли.
Вангелия обрадовалась, что Андонис рано вернулся. Но он, искоса взглянув на консервы, поставил по обыкновению портфель на пол и, потирая руки, сказал:
— Сегодня мне надо закончить статью…
Он бросил на стол сигареты, спички, карандаши, а какую-то коробочку протянул Вангелии:
— Это тебе.
— Что это?
— Три раза в день. Сейчас примешь две.
Вангелия испуганно отдернула руку и забилась в угол.
— Ты знаешь, для чего это, мы же с тобой говорили. Бери. Сегодня я занят по горло… Таблетки очень эффективны; прекрасный врач…
— Я не стану принимать их, — угрюмо сказала Вангелия.
— Прими сейчас же, брось глупости! Все решено. Тебе следовало бы самой понять…
Не обращая внимания на ее возражения, он разложил на столе бумаги и начал писать.
— Ну, Вангелия, теперь каждый из нас займется своим делом.
— А какое мое?
— Ты должна принять две таблетки.
Андонис принялся вычерчивать диаграмму цен на товар. Наброски статьи показались ему очень поверхностными, и он перечитал собранные материалы. «В статье должно чувствоваться глубокое знание экономики; все эти сапожники, выдающие себя за экономистов, пишут одну ерунду, — размышлял он. — Они умеют только красоваться и судят обо всем поверхностно, не давая себе труда подумать хорошенько. Чтобы произвести впечатление, они лишь гонятся за трескучей фразой». И Андонис углубился в работу. Время шло, а он лишь рвал бумагу. «Начало статьи должно быть многообещающим и сжатым. Какая-нибудь интересная, с блеском изложенная мысль».
— Ну, Вангелия?
— Что?
— Опять ты за свое… Ведь решено…
Андонис писал все, что приходило ему в голову, без всякой связи и плана; может быть, он отвлечется и стряхнет с себя тупое оцепенение.
Если бы Вангелия послушалась его, он скорей бы справился со статьей. Мысль его заработала бы четко, внимание не рассеивалось бы.
— Выпей, дорогая, — и делу конец. Я хочу поработать, ну, пожалуйста.
Так как она, точно глухая, продолжала сидеть не шевелясь, Андонис встал, распечатал коробочку и взял оттуда две белые таблетки. Он подошел к Вангелии, но она вскочила с места и спряталась от него за стол. Андонис кинулся за ней. Глаза у Вангелии от страха расширились, но все равно она казалась очень красивой. Он пододвинул стол к стене — теперь она от него не уйдет.
Но она выскользнула из ловушки, пробежала мимо коробок с консервами, стараясь не прикасаться к ним, словно они таили в себе какую-то опасность. Куда ей деваться? Комнатка стала еще тесней.
Наконец Андонис поймал Вангелию. Она закричала и отвернулась от него. Но он крепко сжимал ее, словно пытался выдавить из ее тела новую зародившуюся жизнь. Она отстранила его лицо, как тяжелый камень, который вот-вот придавит ее…
— Я хочу ребенка и сохраню его.
— А я не хочу.
На шее у него вздулись вены толщиной с веревку. Зубы были угрожающе оскалены. Вангелия пыталась ослабить сдавливающие ее тиски, вырваться из этих опасных объятий: они могут повредить ей. Андонис тем временем старался запихнуть ей в рот таблетки, но она сжала губы и заслонилась от него ладонью. Вдруг руки его заскользили по ее телу.
— Не прикасайся ко мне! — закричала она. — Не трогай меня…
Он нежно гладил ее по волосам, просил как можно ласковей помочь ему — ведь и в ее интересах покончить поскорей с этой историей.
— Почему ты смотришь на меня с такой ненавистью? Я люблю тебя. У меня нет в жизни ничего и никого, кроме тебя. Помоги мне.
— Нет, я хочу ребенка.
Он подвел ее к кровати.
— Сядь, поговорим.
Но Вангелия ничего не слышала. Взгляд ее был прикован к полу, она мяла в руках носовой платок.
— Послушай, Вангелия! Для того чтобы преуспеть в торговле, надо примириться
