с мыслью, что можно попасть в тюрьму. Иначе не развернешься в этом мире, где все построено на обмане. Если у тебя есть ребенок, ты о нем думаешь постоянно, ты связан по рукам и ногам, ни на что не можешь решиться. И на всю жизнь остаешься жалким торговым агентом, бегающим с тяжелым портфелем. Вот, например, те, кто занимается революционной деятельностью, должны примириться с мыслью, что им, может быть, придется пожертвовать всем, возможно даже своей жизнью.
— А разве такие люди не имеют детей? Если они и примиряются…
— Это, Вангелия, другое дело. Все, кто погибает во имя революции, знают, что их дети будут ими гордиться, а про меня скажут: «Подох за долги в тюрьме». Хоть я никого не обокрал.
— Почему тогда тебе не вернуться к революционной работе? А я бы сохранила ребенка.
Андонис замер: какой-то шум послышался за стеной в комнате у Статиса. Точно кто-то постучал в стену, точно передвинули стул. Вангелия тоже насторожилась.
— Что это?
— Ничего. Статиса в это время не бывает дома.
— Вроде там есть кто-то.
— Успокойся, ты взволнована, и тебе померещилось. Прими, пожалуйста, лекарство. Это так просто, тысячи женщин…
Андонис погладил ее по плечу. Тишина. Наверное, это стукнула ставня, пробежала кошка по крыше или донесся шум из соседнего двора. Все, что лично его не касалось, было сейчас ему безразлично.
— Значит, ты хочешь моей гибели, Вангелия?
— Ничего подобного. Я этого не говорила.
Скрипнула дверь, и в комнату вошел Евтихис. Вангелия поспешно пригладила волосы и поставила на место опрокинутый стул. Евтихис ни на что не обратил внимания — это их дом, пусть себе делают что хотят. Он остановился перед Андонисом и мрачно сказал:
— Ты мне подсунул тухлые консервы. Мне их чуть не швырнули в рожу. Почему ты не сказал, что у тебя бракованный товар?
— Не говори глупостей, Евтихис.
— Повторяю тебе — консервы тухлые.
— Ты спятил! Зачем мне покупать испорченные консервы? Разве меня могут надуть? Попалась одна никудышная банка…
— Так и я подумал, вполне возможно, — согласился Евтихис.
Вангелия предложила Евтихису позвать Мэри — они все вместе неплохо проведут вечер. Андонис бросил на нее сердитый взгляд. «Она боится остаться со мной наедине».
— Найдется у вас что-нибудь поесть? Вы нас угостите? Мы сегодня голодные как звери. Мэри чуть не грохнулась в обморок, — сказал обрадованный Евтихис.
— Приходите, чем богаты, тем и рады, — с готовностью откликнулась Вангелия.
Евтихис позвал Мэри ужинать, и она тотчас прибежала. Вангелия выдвинула стол на середину комнаты и ушла хлопотать на кухню. Она с удовольствием принимала сегодня гостей. Андонис собрал со стола свои бумаги. «Продолжу ночью». Он спрятал таблетки в карман и многозначительно посмотрел на Вангелию — мол, рано или поздно он все равно настоит на своем.
Они сели за стол, и Евтихис стал рассказывать, какие номера выкидывала Мэри на улице, как она ныла, рехнувшись с голоду. Он расписывал все это, как веселое приключение, изрядно его позабавившее.
— Ну, ладно, ладно, не толкай меня, — бросил он Мэри. — Боишься, как бы нас не подняли на смех? Разве позор, что нам нечего есть? Зато лиры в целости и сохранности. Мы найдем им хорошее применение. Правда, Андонис?
— Конечно, конечно…
— Никому не позволю срывать мои планы, — веско заявил Евтихис.
— Правильно. Ты слышишь, Вангелия, что говорят люди? Вот уже сколько времени я пытаюсь убедить ее, — обратился Андонис к Евтихису, — но она прикидывается, будто ничего не понимает.
— Вы тоже заводите свое дело? — спросила Мэри.
— Нет, нечто совсем другое, — ответил Андонис.
Мэри была в своем грязном голубом платье. Она жадно ела, не отрывая глаз от тарелки. Ей стыдно было, что Евтихис столько болтал о ней. Будто преступление попросить корочку хлеба червячка заморить…
— Мэри, если ты меня еще раз лягнешь, то заработаешь затрещину. Ну, а мы, как говорится, будем мыкаться, жить по-спартански до тех пор, пока не наладим свое дело. Будем пробавляться кое-чем, есть на чужой счет, то у вас, то где-нибудь еще. Только так. Я ей говорю: если ты хотела изображать дамочку, надо было подцепить какого-нибудь хлыща со взбитым чубом.
— Перестань, Евтихис. А то я уйду.
— Ешь и не разговаривай. Где еще тебя накормят?
Андонис открыл банку и выложил консервы на тарелку. Он отрезал себе небольшой кусочек. Мясо было кислое. Он чуть не выплюнул его, но пришлось проглотить — пусть не возводят напраслину на его товар.
— Будь осторожен, Евтихис. Теперь развелось столько жуликов…
— Я уже слышал об этом от тебя.
— Никто не верит, что есть честные люди.
— Никто…
— Потому что сам человек не уверен в своей честности…
Андонис выпил воды. Неужели он отравился? Ну и пусть, наплевать! Если он признается, что консервы испорченные, он пропал. Он окажется тогда в дураках. Он внимательно следил, потянется ли кто-нибудь еще к тарелке с тухлым мясом. Стена картонных коробок словно нависла над Андонисом, угрожая раздавить его. Нет, не может быть. Он встал, чтобы взять другую банку. Сделал вид, что ради гостей ничего не жалеет. Открыл ее и тут же попробовал мясо. Вонючая кислятина! Его чуть не стошнило. Но он прожевал кусок и улыбнулся.
— Да, Евтихис, и я хотел бы соорудить для моей жены квартирку получше, с красивой мебелью, да вот прошу у нее в кредит еще немного времени… Всем обзаведемся, как только подвернется случай.
— Я ничего от тебя не требую, — вставила Вангелия.
— Не беспокойся, Вангелия, — сказал Евтихис. — Мы с Андонисом скоро откроем дело, и тогда… Ну, Андонис, что надумал?
Мэри опустошила свою тарелку и потянулась за консервами. Андонис не ответил Евтихису: сейчас Мэри решит его судьбу. Она воткнула свою вилку в мясо. Отправила кусок в рот.
— Тухлятина! — закричала она. — Эта банка тоже испорчена.
Скривив лицо, она с отвращением сплюнула.
— Вам, госпожа, померещилось! — с улыбкой произнес Андонис. — Консервы отличные. Я ел из той же банки, очень вкусно…
— Они совсем протухли.
— Ошибаетесь. У них, конечно, резкий запах, но это такой сорт мяса. В Австралии любят острое и всегда едят такие консервы…
Евтихис понюхал кусочек и положил его в рот.
— Тухлятина! — авторитетно заявил он.
Хитро, как истинный торгаш, он подмигнул Андонису: они, мол, вполне понимают друг друга, все это известные трюки, и не о чем больше разговаривать.
— Нет, нет, консервы превосходные!
— Да, братец, превосходные. Настоящая падаль!
— Ну вот, смотри! — И Андонис взял большой кусок мяса и на глазах у всех положил его в рот. Прожевал, преодолевая отвращение, и улыбнулся.
— Великолепные!
Этого Евтихис уже не мог перенести. Он с
