любопытством уставился на Андониса, потом понюхал мясо, лежавшее на тарелке, и спросил:
— Все они — такие великолепные?
— Не понимаю, неужели у вас так притупился вкус? Может быть, оттого, что последние дни вы ходили голодные?
— Он меня доконает! Вангелия, попробуй, пожалуйста, ты.
Вангелия не прикоснулась к консервам, она сказала, что ей не хочется есть. Молодчина. Она и виду не подала, что поверила Евтихису.
— Понюхай! Говорю тебе: воняет, как от дохлой кошки.
Андонис взял еще небольшой кусочек и опять разыграл целый спектакль. Мэри смотрела ему в рот. Почему его не тошнит? «Человек способен на все», — подумал Андонис и проглотил мясо с самым беспечным видом, как того требовали обстоятельства. Он ведь должен отстаивать до конца свои консервы. Отравление? Пустяки. «Меня не может погубить моя собственная вещь, то, что так дорого мне», — решил он, проглотив еще кусок. Он не выдаст ни себя, ни свой товар.
— Ты, братец, настоящее чудовище, — протянул Евтихис. — Пожалуй, ты и серную кислоту способен выпить.
— Вы заболеете, — испугалась Мэри.
— Ну, Евтихис, я думаю, ты теперь убедился, что я прав: самое надежное — открыть какое-нибудь промышленное предприятие. Торговля — это сплошной обман. Предложение и спрос, твердят тебе все, а сами выезжают на мошенничестве.
Евтихис внимательно слушал Андониса. Вот это человек! Он знает кучу вещей, а как здорово подвешен у него язык! Его даже отрава не берет. Ест ведь протухшее мясо!
— Скажи, Андонис, ты разбираешься в ткацком деле?
— Это моя специальность! — с гордостью воскликнул Андонис. — Я много лет проработал в текстильной фирме!
— Ну вот, я решил: откроем ткацкую мастерскую. Самое хорошее дело.
— Действительно, самое хорошее и самое надежное.
— Ты согласна? — обратился Евтихис к Мэри.
— Займись уж хоть чем-нибудь, — неохотно откликнулась Мэри. — Я больше не выдержу беготни…
Андонису не терпелось рассказать подробно о текстильной промышленности, и Евтихис впился в него глазами, весь обратившись в слух. Но у них кончились сигареты. И выпить бы сегодня не мешало.
— Ну, Вангелия, хоть по стаканчику.
Андонис взял пустую бутылку. Но перед уходом озабоченно поискал что-то среди своих бумаг, а потом, как видно, вспомнив, похлопал по своему карману — таблетки были там. Он успокоился и, улыбнувшись, вышел. На улице было прохладно. Он поднял голову и глубоко вздохнул. Звезды подействовали на него умиротворяюще.
Таверна оказалась закрытой, и Андонис наполнил бутылку узо в кофейне Продромоса. Вместо того чтобы направиться к своим воротам, он завернул за угол и остановился у забора. Засунул два пальца поглубже в горло, и его тут же вырвало. Андонису сразу стало легче. Пришлось, конечно, пойти на обман, на нечто вроде жульничества, но было бы глупым идеализмом отравиться консервами, несомненно, тухлыми. Это же «товар»! Андонис не мог, жертвуя собой, ручаться за его качество.
Он вернулся домой с волчьим аппетитом, готовый продолжить прерванный разговор о текстильной промышленности. С торжественным видом он показал всем бутылку узо. Вангелия засмеялась. Мэри клевала носом и хотела домой.
Вангелия попросила ее посидеть еще немного, и Мэри опять принялась ворчать — муж только и знает, что таскает ее по городу.
— Будь же, наконец, человеком, — накинулся на нее Евтихис. — Поели и пошли, так, по-твоему? Разве мы сидим здесь только ради харчей? Ты должна научиться вести себя, особенно теперь, когда мы открываем свое дело…
Вангелия незаметно убрала со стола тарелку с консервами. Андонис наблюдал за ней, не теряя нити беседы. Она выбросила мясо в помойное ведро, не сомневаясь, что выкидывает тухлятину. Когда она обернулась, их взгляды встретились. Вангелия понимающе улыбнулась ему, но Андонис, словно ничего не заметив, продолжал объяснять Евтихису, что представляют собой различные отрасли текстильной промышленности и на какие виды делятся они по характеру производства, по мощности и техническому оборудованию.
— За твое здоровье, Андонис, дьявол ты этакий! Да ты просто молодчина! — воскликнул Евтихис.
Андонис с самодовольным видом опустошил свой стакан. Мэри едва пригубила — пусть Евтихис не ругает ее за то, что она не умеет вести себя. Вангелия, несмотря на уговоры, даже не попробовала узо, зная, что оно вредно при беременности. Мужчины опять наполнили стаканы, Андонис залпом выпил свой. Глаза у него заблестели, и язык развязался.
— Ну, Евтихис, я организую для тебя образцовое предприятие, доходное…
— Я тебе полностью доверяю. Мэри, разве я не говорил тебе этого?
— Я того стою, — убежденно сказал Андонис.
Он вытянул ноги и, откинув голову назад, оперся о коробки. Но тотчас подскочил, словно по его телу пробежал электрический ток. Темная стена — громоздящиеся до потолка коробки с металлическими лентами, штампами и яркими иностранными этикетками — уже не стояла надежно. Это был опасный груз, он мог взлететь на воздух, взорваться, это была хитрая ловушка.
Андонис опять наполнил свой стакан и залпом выпил его. Он вошел в раж и все подливал себе. Затем встал, чтобы принести воды. Пока он добрался до кухни, несколько раз споткнулся, хорошо, что еще удержался на ногах, ухватившись за дверь. Мэри хихикнула, но сейчас же прикусила язык, потому что Евтихис подтолкнул ее локтем.
— Кто смеется? — спросил рассвирепевший Андонис. — Здесь кто-то издевается надо мной…
Все молчали. Глаза Андониса сердито поблескивали.
— Успокойся, Андонис. Я пощекотал чуточку свою жену, она все носом клюет. Расскажи мне еще о ткацком производстве…
На Вангелию опять напал страх. Она вцепилась в руку Мэри.
— Не уходите, пожалуйста. Евтихис, расскажи нам что-нибудь смешное. Посидите еще. Изобрази, как дамочки покупают с лотка.
У Евтихиса было доброе сердце. Чтобы позабавить женщин, он притворился вдруг пьяным, стал плести что-то о полицейских, которые его вечно преследуют.
Андонис вернулся из кухни со стаканом воды. Он нес его осторожно, двумя руками, но полстакана все-таки расплескал на пол. Остановившись посреди комнаты, он поднял руку, точно готовясь произнести речь.
— Самое ужасное, когда не знаешь, что творится вокруг. Но я честный, абсолютно честный человек… Наверно, я захмелел и не стесняюсь говорить об этом вслух. Вся система у нас гнилая…
Поняв, что эта речь не приведет ни к чему хорошему, Евтихис поднялся с места и стал изображать, как к лотку, вихляя бедрами, подходит дама, чтобы купить солнечные очки.
— «У этих, — гнусавит она, — стекла разного цвета…» — «Пардон», — отвечаю я. «Ты думаешь, что я кривая? Одно стекло зеленое, другое желтое». — «Мадам, — говорю я, — очки прекрасные. Эти два цвета сливаются. А к красивым глазам ведь идут все цвета».
Андонис осушил потихоньку стакан узо. Вангелия и Мэри смеялись, глядя на Евтихиса, который теперь представлял красотку, примеряющую у лотка блузочку.
Вдруг раздалась протяжная монотонная песня.
