будет втянута в конфликт с рейхом. В Берлине никто в этом и не сомневался, но времена изменились»[921]. Если когда-либо существовала возможность остановить Гитлера перспективой консолидированного отпора европейских держав при консолидирующей роли Лондона, то к марту 1939 г. она явно была утрачена. Франция согласилась примкнуть к четырехсторонней декларации, но ни Польша, ни Румыния не хотели подписывать документ вместе с советским представителем. Москва же считала бессмысленным и опасным присоединяться к соглашению без участия в нем своих западных соседей [922].
Единый фронт антигитлеровских держав был, таким образом, торпедирован. В этой ситуации британский кабинет и последовавшее за ним французское правительство приняли одно из наиболее спорных решений за всю историю существования Версальской системы международных отношений. 31 марта по предложению Галифакса Великобритания объявила о предоставлении односторонних гарантий безопасности Польше. 13 апреля к британским гарантиям присоединилась Франция. В значительной степени принятое решение являлось спонтанным. Прибегнув к нему, британцы поставили себя в ту самую ситуацию, которой всячески стремились избежать после 1918 г. Решение об участии Великобритании в европейской войне теперь принималось не в Лондоне, а в Варшаве группой упрямых авантюристов с обостренным националистическими чувствами[923]. Их реальных намерений никто не знал. Как впоследствии признавал Даладье, у французов не было уверенности в том, что поляки в последний момент не поддадутся нажиму из Берлина и не окажутся «в руках Германии»[924].
Французское руководство, в отличие от британского, действовавшего реактивно, имело более объективное представление о положении дел. Оно было готово идти дальше деклараций о единстве действий. Как заявил 13 апреля Даладье, целью Парижа являлась организация взаимодействия между всеми государствами, «твердо решившими противостоять любым попыткам установления чужого [господства – авт.]»[925]. Франция рассматривала гарантии Польше и Румынии не только как предостережение Гитлеру, но и в качестве инструмента выстраивания «восточного щита» против германского экспансионизма. Именно Даладье настоял на распространении франко-британских гарантий на Румынию и Грецию. Политические обязательства великих держав должны были консолидировать большой восточноевропейский блок, о котором в декабрьском докладе председателю Совета министров писал Гамелен. Это не означало возвращения к логике военно-политических альянсов: французское руководство, как и британский кабинет, продолжало исходить из того, что войны необходимо избежать любой ценой. Но в отличие от Уайтхолла оно считало, что деклараций, пусть самых громких, для этого недостаточно. Германии требовалось противопоставить коллективную политическую волю миролюбивых стран, подкрепленную военной мощью.
Однако Польша оказалась не лучшим партнером для реализации этого плана. В ходе своего визита в Лондон в начале апреля глава ее МИД Ю. Бек уклонился от обсуждения с британцами хода германо-польских переговоров, дав понять, что Варшава будет и в дальнейшем вести их самостоятельно. О формировании антигерманского блока речи также не шло: Польша не собиралась связывать себя обязательствами поддержки Румынии или другой жертвы гитлеровской агрессии. Гарантии не учитывали и того, как их воспримет Гитлер. Узнав о них, фюрер не испугался. Западная коалиция «в его глазах теперь окончательно определилась как противник, который не давал “зеленый свет” на движение на Восток и явно был исполнен решимости вступить в схватку не на жизнь, а на смерть»[926]. После 31 марта нападение Германии на Польшу стало вопросом времени. 3 апреля Гитлер отдал приказ о разработке плана будущей польской кампании[927].
Однако главная проблема, связанная с франко-британскими гарантиями, заключалась в том, что их декларирование не предполагало четкой схемы реализации данных обещаний. Иными словами они во многом являлись актом политического блефа. В начале апреля ни Франция, ни тем более Великобритания, не могли оказать Польше никакой военной помощи в случае нападения на нее Германии. Как впоследствии вспоминал Гамелен, при принятии решения о гарантиях Генштаб сухопутных сил даже не был поставлен в известность[928]. «Я бы обязательно предложил, – писал он в мемуарах, – провести предметные военные переговоры одновременно с политическими декларациями… Совершать благородные поступки – это хорошо, но нужно также понимать, к чему они нас приведут. Не могли ли мы во всяком случае воспользоваться возможностью, чтобы решить столь острый вопрос, как обеспечение сотрудничества Польши и России, который всегда представлял собой камень преткновения при попытках добиться соглашения с Москвой?» [929].
Действительно, лишь подключение СССР к франко-британской системе гарантий превращало их из политической фикции в реальный инструмент сдерживания германского экспансионизма. Даладье впоследствии признавал: «Французское правительство, со своей стороны, прикладывало самые большие усилия к тому, чтобы избежать войны. По его мнению, двойной франко-британской гарантии было недостаточно для сохранения мира. Поэтому оно считало, что интерес Франции заключался в том, чтобы сблизить Польшу и Россию, так как без сближения между этими двумя странами франко-советский пакт оставался сугубо теоретической, если не сказать иллюзорной, конструкцией»[930]. В Париже по-прежнему переоценивали силу польской армии[931]. Советская помощь виделась не только как дополнительная гарантия ее боеспособности, но и как возможность создать на Востоке Европы долговременный устойчивый фронт по образцу русского фронта Первой мировой войны. Без участия Советского Союза весь проект восточного блока повисал в воздухе.
С 29 марта по 4 апреля, в разгар внешнеполитических маневров с участием Варшавы, в Лондоне проходили давно ожидавшиеся переговоры между представителями французского и британского генеральных штабов. Военные пришли к выводу о необходимости готовиться к затяжной войне: «1. Германия и Италия не могут рассчитывать на то, что их ресурсы серьезно увеличатся в ходе войны; таким образом, свои надежды на успех они связывают с быстрой войной. 2. Военный потенциал Франции и Англии, напротив, будет мало по малу возрастать при условии, что им удастся защитить свою военную промышленность и морские коммуникации, позволяющие получать сырье. 3. Перед лицом первоначальных действий итало-германского блока они [Франция и Англия – авт.] должны прежде всего устоять, затем продержаться до того момента, когда смогут перейти в наступление»[932]. С целью укрепления фронта было решено, что в случае войны Великобритания пошлет во Францию первоначально две дивизии, через 11 месяцев – еще две дивизии, а через 18 месяцев – две танковые дивизии [933]. Основными способами военных действий западных союзников виделись оборона и экономическая блокада Германии.
На базе достигнутых договоренностей Постоянный совет национальной обороны 9 апреля зафиксировал ключевые аспекты французского стратегического планирования на ближайшее время. Восточную границу следовало дополнительно укрепить за счет размещения крупных войсковых соединений на границе с Швейцарией, а основное внимание уделить возможному столкновению с Италией, которое должно было вестись «с максимальной энергией». Предполагалось перевести весь флот в Средиземное море и усилить экипажи кораблей. ВВС предлагалось сконцентрировать свои основные усилия на действиях против итальянских баз,
