Однако, прискакав на хутор, она обнаружила, что дружинников там уже нет, и сейчас же повернула обратно. Миновав огороды, Машутка ужаснулась, увидев впереди, в каких-то двухстах шагах, остановившуюся пулеметную тачанку красных. Заметив всадницу, у пулемета засуетился человек в кожаной фуражке. Потом этот человек резко отпрянул от пулемета и, замахав руками, начал что-то кричать. Но она не слышала этого крика. Понукая и без того мчавшегося во всю силу гнедого, она стремилась скорее скрыться за бугор, пока не заговорил пулемет.
Глава тринадцатая
Алексей, командуя батареей, за два месяца проделал нелегкий путь отступления от Златоуста до Волги. Окруженный врагами, Златоуст продержался недолго. Захватив Челябинск, а потом и Уфу, белочехи вместе с белогвардейцами стремились как можно скорее оттеснить красноармейские части со всей линии сибирской магистрали. По бездорожью, в обстановке кулацких восстаний, отступали советские войска на запад.
Подавленный тяжестью постоянного отступления, Алексей напрягал все силы, чтобы сохранить спокойствие. Но это ему плохо удавалось. Много думал о Машутке. В первые дни разлуки с ней он утешал себя надеждой на скорое свидание. Но когда Златоуст остался позади, эта надежда исчезла.
Руки Алексея часто сами по себе тянулись к месту в гимнастерке, где были зашиты Машуткины волосы, и ему приходила мысль бросить все и поехать на поиски девушки. Но эти же руки рядом с Машуткиными волосами нащупывали ссохшийся, пропитанный кровью комок земли…
Совсем неожиданно Карпова вызвали в штаб полка и предложили ехать на курсы краскомов. Но в этот день, когда должны были начаться занятия, их пригласили к начальнику училища. В большом давно не ремонтированном зале собралось около сотни людей — от безусых юнцов до поседевших, видавших виды воинов. Хотя людей собралось сравнительно немного, в помещении было шумно.
— Ванюха! Ванюха! — кричал черноусый рябой мужчина лет сорока. — И ты здесь? Давно ли?
— Здесь, дядя Проня, здесь! — отвечал с другой стороны белоголовый, курносый парень. — А где же мне еще быть как не здесь.
— Молодец! Молодец! — встряхивая шапкой длинных волос, продолжал дядя Проня. — Заходи вечером, поговорим…
Рядом с Алексеем два парня спорили, нужна или не нужна продразверстка.
— Ты ничего не понимаешь, — говорил тот, что был повыше ростом, — без разверстки пропадем как мухи. Какая война без хлеба? Да и рабочим тоже хлеб нужен.
— Так ведь и торговать можно, обмен на товары делать. Куда бы лучше… — возражал низенький, очень живой паренек. — Недовольства-то и меньше бы было.
— Значит, и товаришки какие есть кулакам отдать. Хлеб у них, и товары им. А шиш они не хотят?
— Ты все кулаки да кулаки, — махнул рукой парень поменьше. — Разверстку-то и со средняков берут. А они многие без хлеба сидят, разуты, раздеты…
— Тут ты прав, со средняков это зря, — согласился парень повыше ростом. — А кулаков защищать нечего…
— А я и не защищаю. На черта они мне сдались…
В этот момент из боковой двери вышли два человека. Один немолодой, с желтым, морщинистым лицом, шел впереди. За ним двигался такой же высокий, но еще молодой и статный мужчина. Первый оказался начальником училища, второй был из губкома.
Поздоровавшись, начальник училища несколько раз постучал по столу пальцами и, когда в зале установилась полная тишина, сказал:
— Я должен объявить вам, товарищи, о том, что начало занятий на курсах придется отложить. — Он поднял голову, развел руки. — Не съехались курсанты. Да и здесь, в училище, не все еще готово. Ну, а чтобы даром время не терять, мы решили послать вас на село. Будете разъяснять политику Советской власти в деревне. Сейчас это нужно до зарезу.
Даже больше, чем с белогвардейцами драться. А то что же получается? С одной стороны, мы белогвардейцев бьем, а с другой им же своими ошибками помогаем. — И, как бы извиняясь за то, что занятия откладываются, добавил:
— Ничего не поделаешь, товарищи, надо ехать дней так, при мерно, на десяток, не больше. Ну о чем там говорить, что делать и как себя вести — вам сейчас расскажет представитель губкома…
Представитель прочитал обращение Владимира Ильича Ленина. В нем говорилось:
«Товарищи рабочие! Идем в последний решительный бой!»
Затем он осторожно свернул его, бережно разгладил широкими, жесткими ладонями и продолжал:
— Вот оно, оказывается, в чем дело, товарищи! Врасплох хотели застать нас иностранные захватчики, да не вышло у них. На внутреннего врага нашего надеются, но и это не получится. Теперь-то мы знаем, что надо делать, видим, кто нам враг и кто друг. Вы в деревню едете… Бедно та, батраки — это и есть Советская власть в деревне. Но тот, кто трогает середняка, он или ничего не понимающий дурак, или враг. Ну, а с кулаками разговор короткий. Их сопротивление нужно раздавить. Это они, пользуясь темно той крестьян, натравливают середняков на Советскую власть, это они хотят уморить нас и деревенскую бедноту голодом. Спекулянты… Дают середнякам на сотенку, а сами гребут тысячи. Натравливают их против власти, которая дала крестьянам землю, втрое повысила закупочные цены на хлеб, считает их своими союзниками. Говорите прямо, если кулаки возьмут в деревне верх, бедноте и середнякам будет крышка. Добра им от кулацкой власти не ждать, землю назад отдавать придется… Их друзья не кулаки и помещики, а рабочие и беднота. Пусть подумают над этим как следует. Ну, а если обнаружите там обидчиков середняков, тех, кто не понимает советской политики в деревне, не стесняйтесь, дайте им по зубам, да покрепче. Чтобы другим неповадно было. Запомните, товарищи, если мы восстановим доверие к Советской власти в деревне, тогда на верняка побьем белогвардейцев. Не восстановим — побьют нас. Так что вы не гулять едете, а воевать.
…На первое собрание в небольшом поселке Алексей пришел с представителем местной ячейки. Несмотря на позднее время, в школе застали человек тридцать спорящих мужиков. Когда входили в помещение, разговор вел бородатый рыжий мужик с черной повязкой на глазу, в грязной холщовой рубахе. Он энергично размахивал кулаками и говорил, как видно, давно и трудно, его волосы и лицо были мокры от пота.
— До какой поры это будет? — с озлоблением выкрики вал одноглазый. — Гляди, до чего дожили. — Он ткнул ку лаком в стоявший на столе глиняный черепок, на котором мигало крошечное пламя светильника. — Керосина для лампы и то нет. Чаю месяцами не видим. А им давай и давай! У Проки вчерась все имущество забрали. Нашли кулака. Мне грозить начинают. Иди, говорят, в коммунию, а то плохо будет… А я не хочу. На черта мне та коммуния сдалась? — Увидев стоящего в дверях Алексея, оратор запнулся, неловко прокашлялся, но тут же оправился и грубо спросил:
— Кто такой будешь? Поди новый налог привез?..
Алексей подошел к столу. Поздоровавшись, сел на табуретку. Одноглазый смерил его недоверчивым взглядом и бочком отодвинулся в темноту. В комнате на минуту воцарилась неловкая тишина. Алексей поднялся, всмотрелся в лица мужиков. Все они показались ему одинаково мрачными.
— Я из города, товарищи, — как мог спокойно сказал Алексей. — Поговорить с вами приехал.
— Видим! О налоге, значит. Мало еще грабите, — послышалось из угла.
— И о налоге, и о другом, — спокойно ответил Алексей, — а главное, о том, чтобы вы поняли политику Советской власти в деревне.
— Давно поняли, давно! — послышалось сразу несколько недружелюбных голосов.
— Скоро совсем без штанов оставите.
— Говорите одно, а делаете по-другому.
— На черта с ним толковать, выпроводить его отсюда!
Крики все усиливались, некоторые вскочили, затопали ногами, кто-то поднял костыль.
Алексей вынул кисет, положил на стол и спокойно, по-хозяйски, уселся на табуретку. Но когда начали кричать, что его надо выбросить в окно и выгнать из поселка, он снова поднялся и громко сказал:
— Товарищи! Я уполномоченный губкома партии, при ехал к вам обсудить обращение товарища Ленина.
Услышав о Ленине, собравшиеся стали сбавлять тон. Крики постепенно затихли, вскочившие на ноги стали садиться на свои места. Но один голос продолжал:
— Ленин-то говорит одно, а вы делаете другое. На словах вроде за середняка, а на деле шкуру с него сдираете…
— Нет, товарищи, — выждав, когда говоривший умолк, громко сказал Алексей. — Это не мы так делаем, а вы сами.
— Эва, хватил! Да что мы дураки, себе хуже делать?
— Вот не дураки, а так получается, — ответил Алек сей, — давайте-ка разбираться. Тогда и установим, кто прав, а кто виноват.
Собравшиеся приутихли. Алексей продолжал:
— Укажите мне хотя один закон или распоряжение Советского правительства, которое было бы направлено в обиду середнякам. Нет таких законов и распоряжений тоже нет.
