заметно, что город готовится к осаде; мы увидели телегу, с которой
лучникам раздавали связки еще пахнущих свежеструганным деревом стрел, а
несколько полуголых, мокрых от пота солдат споро таскали в башню (и
оттуда, очевидно, на стены) большие вязанки поленьев.
— Это для котлов со смолой? — сообразила Эвьет.
— Да, — кивнул Контрени, — но и для полевой кухни тоже.
Предводительствуемые солдатом с факелом, мы вошли в башню и
принялись подниматься по винтовой лестнице — через ярусы, где стояли
котлы и были сложены боеприпасы и запасное оружие. Несколько раз во
время этого пути наверх слева и справа открывались длинные проходы -
сперва в коридоры внутри стены, служившие целям сообщения, а также
обслуживания желобов, по которым направлялись наружу кипяток и смола,
потом на крытую галерею с нижним рядом бойниц и, наконец, на верхний
гребень стены. По мере восхождения Контрени тоном гостеприимного хозяина
давал пояснения для Эвьет. Я тоже прислушивался к его словам, хотя,
благодаря совместной с учителем работе над укреплением обороны Виддена,
имел довольно неплохие познания в области фортификации.
К тому времени, как мы вышли на стену, Контрени уже отправил
нескольких своих человек на разные посты, но четверо солдат еще
сопровождали нас. Я, признаюсь, слегка запыхался после восхождения по
крутой лестнице, но Эвьет держалась так, словно вовсе не заметила
подъема. Стена производила впечатление — даже здесь, наверху, она была
шире, чем иные лемьежские улицы (а внизу она была еще толще). Во всяком
случае, даже учитывая пространство, занимаемое зубцами в две трети ярда
толщиной, на стене без проблем разъехались бы две лошади — если бы,
конечно, кому-то удалось их сюда втащить. Высота зубцов, слегка
наклоненных вовне, была больше двух ярдов; щели между ними были узкими,
что, конечно, обеспечивало лучникам на стене хорошую защиту, но в то же
время заметно сокращало сектор обстрела для каждого из них. Я подумал,
что вполне мог бы рассчитать и начертить схему мертвых зон на местности,
не простреливаемых ни из одной бойницы, но тут же вспомнил о нижнем ряде
бойниц, смещенном относительно верхнего. Похоже, местный архитектор все
продумал.
Впрочем, не совсем. Если с внешней стороны стену надежно ограждали
зубцы, между которыми человек не смог бы протиснуться, то с внутренней
стороны не было никакой ограды, даже простеньких деревянных перильцев -
стена попросту обрывалась в пятнадцатиярдовую пропасть с мощеным
булыжником дном. Вообще, определенный смысл в этом был — если врагам все
же удастся перебраться через зубцы на стену и овладеть гребнем, им будет
нечем укрыться от стрел, летящих снизу изнутри города. Но в бою на стене
шансы сорваться и упасть были равными для обеих сторон, а в зимнее
скользкое время, пожалуй, защитники стены рисковали и без дополнительных
усилий противника.
Сейчас на стене никого не было — в отстутствие врагов вблизи города
это не требовалось; Контрени указал своим подчиненным их будущие места,
но пока что солдатам предстояло коротать время в караульном помещении
следующей башни, к которой мы и направились. Эвьет, старавшаяся не
отставать от своего врага, тем не менее, периодически останавливалась,
чтобы бросить взгляд то на город внизу (выше уровня стен в Лемьеже
вздымались только шпили церквей и ратуши), то на раскинувшуюся за
зубцами желто-зеленую равнину.
— С верхушки башни вид лучше, — сказал заметивший это Контрени. -
Сейчас мы туда поднимемся.
Мы вошли в башню (попутно я обратил внимание, что проходы со стены
в башни перекрываются опускными решетками, так что, даже завладев
гребнем стены, штурмующие окажутся в сложном положении — открытыми для
стрельбы снизу и не имеющими возможности для быстрого спуска в город);
здесь трое солдат отправились в караулку, и с нами остался лишь один,
чтобы было кому нести факел (внутри башни горели и собственные факелы,
вставленные в бронзовые кольца на стенах, но большинство этих колец
пустовало, так что свой источник света был отнюдь не лишним). Снова
начался подъем по винтовой лестнице: солдат, затем Контрени, за ним
Эвьет и я. Девочка бросила на меня вопросительный взгляд, но я чуть
заметно качнул головой. Нет, я не стану нападать на факелоносца. Да и
как она это себе представляет — он на два ярда впереди и выше меня по
лестнице, и между нами еще два человека? Даже если останется один — сама
Эвьет… Она, конечно, не могла этого не понимать, но, должно быть,
надеялась, что в моем арсенале имеется какая-нибудь хитрость. И, что
самое интересное, была права. Но я был связан словом, и, кроме того,
тревога поднялась бы еще до того, как мы успели бы выбраться из башни.
Наконец мы взобрались на самый верх и, переводя дыхание и жмурясь
на ярком свете после полумрака, вышли через квадратный люк на круглую
каменную плошадку, окруженную зубцами. Эти зубцы были невысокими, всего
лишь по грудь — на такой высоте можно было уже почти не опасаться
стрельбы снизу. Если внизу, под прикрытием стен и зданий, царил полный
штиль, то здесь, как оказалось, дул довольно сильный ветер, сразу
подхвативший и разметавший волосы Эвьет и едва не сорвавший пламя
факела, и без того ставшее почти незаметным в ярком солнечном свете. В
центре площадки, слева от люка, из которого мы выбрались, возвышался
толстый и длинный флагшток; над головами у нас вился и громко хлопал на
ветру двухвостый грифонский вымпел. Спиной к нам, по-свойски облокотясь
на один из зубцов внешней стороны, стоял одинокий часовой в легком
доспехе из грубой кожи с нашитыми железными бляшками; услышав, как
откинулся люк, он бросил взгляд через плечо и сперва не уделил внимания
солдату с факелом, но, заметив показавшегося следом офицера, обернулся и
отсалютовал — без особого, впрочем, рвения. Ему было уже, наверное, под
сорок. На миг его взгляд задержался на девочке, но любопытство тут же
вновь уступило место равнодушию. "Мало ли, кого сюда водит начальство,
наше дело — вахту отстоять да пойти обедать…"
— Тебя что, докладывать не учили? — рявкнул Контрени.
— Все в порядке, мой господин! — часовой сделал некую попытку
вытянуться. — За время моей вахты никаких… эээ…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
