помощниками держали в тревоге и страхе петербургский двор, помещиков, полицию. Честные люди, нередко очень далекие от революции, считали своим долгом помогать лондонским изгнанникам. У них появилось немало тайных корреспондентов, разными способами пересылавших в Лондон материалы, которые разоблачали царизм и крепостников.
В период реформы 1861 г. «Колокол» решительно выступал за освобождение крестьян с землей, разоблачал маневры крепостников, звал крестьян к протесту. Во время польского восстания 1863 г. Герцен спас честь русской демократии, твердо выступив против русского царизма. Но это лишило «Колокол» значительной части читателей в России, которые не были готовы пойти за Герценом столь далеко и не разделяли его интернационалистской позиции. Издание было перенесено в Женеву. В 1867 г. вышел последний номер «Колокола».
Живя и работая в Лондоне, Герцен оказался в центре многих европейских революционных течений, в постоянном общении с деятелями не только русской, но и французской, немецкой, итальянской, польской, венгерской эмиграции. В своих сочинениях он создал яркие портреты и дал глубокие характеристики многих замечательных людей своего времени – Бакунина и декабриста Орлова, Роберта Оуэна и Прудона, Луи Блана и Кошута, Гарибальди и Мадзини. Ни один биограф и исследователь не может писать об этих людях, не обращаясь к наследию Герцена.
Наименее близкими были связи Герцена с немецкой эмиграцией. Он изощрял свое перо талантливого сатирика, изображая мелкие дрязги, свойственные ей в тот период. Герцен не выделял из этой среды Маркса, Энгельса и их соратников и оказался не в состоянии понять и оценить историческое значение марксизма. Характеризуя связи Герцена с революционной эмиграцией, Г. В. Плеханов писал: «Только с Марксом и его кружком (с «марксидами», по его выражению) у него, как нарочно, были дурные отношения. Это произошло вследствие целого ряда печальнейших недоразумений. Точно какая-то злая судьба препятствовала сближению с основателем научного социализма того русского публициста, который сам всеми своими силами стремился поставить социализм на научную основу»[209].
Недоразумения и печальные совпадения действительно были. Например, Карл Фогт, против которого Маркс выступил с гневным памфлетом, был близким другом Герцена. Маркс несколько односторонне представлял себе позицию Герцена по вопросу об исторических судьбах России и славянства, считая его сторонником «панславизма».
Но были и более глубокие основы расхождений между ними. Герцен не верил в революционность западноевропейского пролетариата. Маркс, в свою очередь, не мог согласиться, что будущее социализма непременно связано с крестьянской общиной.
С конца 50-х гг. жизнь Герцена была связана с Н. А. Тучковой-Огаревой, ставшей его гражданской женой. Это принесло ему не только счастье, но и тяжкие переживания. Наталья Алексеевна не могла сблизиться с детьми от первого брака. Ее и Герцена дети-близнецы умерли почти одновременно в трехлетием возрасте.
После закрытия русской вольной типографии ничто не удерживало Герцена в Англии, и он уехал на континент. Проведя два десятилетия в эмиграции, он все более терял связи с Россией, с новой демократической молодежью. Жизнь поставила Герцена перед трудной задачей поиска новых форм деятельности и борьбы. Но эту задачу Герцену не суждено было решить.
Идейное завещание
1869 год. Герцен ездит по Европе, разрываясь между больными и растущими в отчуждении от отца детьми, отбиваясь от клеветы и угроз, ища себе пристанища. Но, как всегда, он энергичен, полон планов, идей, интереса к жизни. То в Ницце, то в Брюсселе, то в Париже он пишет статьи-письма, которые увидели свет лишь после его смерти под заглавием «К старому товарищу». Старый товарищ – это Михаил Бакунин, русский революционер, один из основоположников анархизма, весьма склонный к политическому авантюризму.
Написанные со всем блеском публицистики, яркие по форме и глубокие по мысли, эти письма представляют собой своего рода идейное и политическое завещание Искандера. Один из мемуаристов рассказывает, что при жизни и с согласия Герцена он вел переговоры с Н. А. Некрасовым о печатании писем в журнале «Отечественные записки». Мыслилось, что публикация будет подписана псевдонимом. Однако Некрасов отказался, опасаясь, что из-за своеобразия герценовского слога автор будет немедленно узнан под любыми псевдонимами и это поставит журнал под удар властей[210].
Две главные идеи пронизывают это великое произведение. Первая – идея экономической закономерности, исторической неизбежности и вместе с тем обреченности капитализма в Западной Европе. Впервые Герцен рассматривает роль рабочего класса как могильщика капитализма и требует тщательной подготовки социалистической революции. Вторая идея – защита гуманистического идеала социализма – идеала высшей человечности и созидания лучшего общества с использованием всех достижений прежней цивилизации.
Можно сказать, что в письмах «К старому товарищу» Герцен ближе всего подходит к научному социализму и высказывает, по-своему и с огромной оригинальностью, ряд мыслей, близких марксизму. Многое в этом сочинении сохраняет свое значение и в наши дни, особенно в свете борьбы современных марксистов против «левого» ревизионизма, псевдорадикального авантюризма, антигуманизма.
В письмах можно найти немало афоризмов и удачных выражений, например такие: «Это глупо, но пора с глупостью считаться как с громадной силой», «Великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей», «Как будто слово не есть дело. Как будто время слова может пройти».
Но дело не в этих находках. Герцен высказывает вполне актуальную и ныне мысль, что общественные перевороты лишь тогда прогрессивны, когда они опираются на реальные экономические факторы. Объективно обусловленная закономерность развития общества заключается в том, что царство капитала и безусловное право собственности приходит на смену феодализму и аристократии, но само в себе заключает неизбежность собственного конца. Социализм становится из фразы делом не потому, что кто-то этого хочет, а потому, что «современная монополь», т. е. капиталистическая форма собственности на средства производства, экономически изживает себя. Пока этот процесс еще не продвинулся достаточно, попытки свергнуть буржуазный мир обречены на неудачу.
До тех пор, пока проповедники социализма обращаются к совести, вере, справедливости, не опираясь на экономический фундамент, социализм остается фантазией, утопией. Нет, «твердыню собственности и капитала надобно потрясти расчетом, двойной бухгалтерией, ясным балансом дебета и кредита»[211]. Это значит: надо показать людям, что социализм обеспечит более высокую общественную производительность труда и более высокий уровень жизни, чем капитализм.
Герцен мудро предостерегает социалистов и революционеров против увлечения одной лишь военно-политической стороной дела, против пренебрежения экономической программой борьбы и революции. В этом он видит главный порок революционеров 1848 г. и высказывает уверенность, что подобной ошибки рабочие Запада больше не повторят. Учитывая особую важность экономики в обществе, Герцен писал, что «экономические промахи, не косвенно, как политические, а прямо и глубже ведут к разорению, к застою, к голодной
