без эксплуатации человека человеком. «Идея социальной революции – идея европейская. Из этого не следует, что именно западные народы более способны ее осуществить»[219]. Так писал Герцен в 1854 г.
Залогом русской социальной революции он считал крестьянскую общину, отсутствие развитой частной собственности крестьян на землю, традиции коллективизма, взаимопомощи, артельности в русском народе. Эти национальные особенности он видел и в рабочих, ремесленных артелях. Русских рабочих по психологическому складу он считал теми же крестьянами и полагал, что они принципиально отличны от западноевропейских. На стихийный общинный социализм (в других местах он употребляет понятие «коммунизм») возлагал Герцен свои надежды, противопоставляя его как крепостничеству, так и капитализму.
Община испокон веков существовала в русской деревне, однако до 40-х гг. XIX в. несколько загадочным образом почти не привлекала внимания ученых и писателей. Может быть, потому, что она была чем-то абсолютно органическим, очевидным и потому незаметным.
Своеобразная честь привлечь к общине внимание русских выпала прусскому социологу и этнографу Августу Гакстгаузену, который с благословения и с помощью царского правительства совершил в 1843 г. большое путешествие по России, итогом которого явился изданный в Германии трехтомный труд «Исследование внутреннего состояния, народной жизни и в особенности сельских учреждений России» (1847–1852 гг.)[220]. Здесь-то Гакстгаузен и «открыл» общину, объявив ее в высшей степени благотворным учреждением, которое способствует сохранению «добрых» патриархальных отношений между крестьянами, помещиками и правительством. Впрочем, несмотря на сугубый монархизм автора, третий том труда Гакстгаузена, трактующий вопрос об общине, был все же допущен в Россию без права перевода на русский язык.
Книга Гакстгаузена пришлась в России ко времени, чем и объясняется ее необыкновенный общественный резонанс. Реакционные круги, вплоть до правых славянофилов, стремились использовать его «открытие» для увековечения «патриархальных» крепостнических отношений. Герцен и другие революционные демократы, критикуя монархизм и замаскированное крепостничество автора, хотели видеть, независимо от этого, в русской общине прообраз ячейки социализма. Во второй половине XIX в. сельская община оказалась в центре дискуссий по вопросам общественного развития России.
Общине были присущи элементы демократии, порой защищавшие крестьянскую массу как от произвола помещиков и правительства, так и от нарождавшихся кулаков-мироедов. Но в конкретных условиях перед реформенной и пореформенной России община могла стать и стала преимущественно учреждением, в котором воплотились не социалистические, а феодально-крепостнические отношения. Прогрессивным во второй половине века могло быть только капиталистическое развитие, а этому-то развитию община мешала, прикрепляя крестьянина к земле, препятствуя переливу рабочей силы в промыслы, увековечивая сословную замкнутость, косность, забитость крестьянских масс.
Герцен не мог не видеть многие проявления тенденций капиталистического развития России. Любопытно, что он иногда называл обуржуазива-ние дворянства, соединение феодальной эксплуатации крестьян с капиталистической «распространением начал политической экономии». Для Герцена политическая экономия его времени ассоциировалась с именами Мальтуса и Сэя и представлялась антигуманной наукой об обогащении немногих за счет многих, о способах эксплуатации труда капиталом.
Внедрение «принципов политической экономии» в России он считал гибельным для народа и надеялся, что ему будет противостоять община, поскольку «ее экономический принцип – полная противоположность… положению Мальтюса[221]: она предоставляет каждому без исключения место за своим столом»[222]. Жестокому, антигуманному капитализму Герцен стремился противопоставить патриархальную гуманность русского сельского «мира», где все бедны, но с голоду человек не умрет, если у соседей есть чем поделиться с ним.
Герцен бесчисленное число раз объяснял, что он понимает под русским социализмом. В одном из самых ярких мест он говорит: «Мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления, – и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука»[223]. В этой статье Герцен в нескольких ярких фразах показывает пути зарождения и формирования социалистических идей в России и место в этом процессе Чернышевского, который тогда был уже в Сибири, на каторге.
Из цитаты видно, что Герцен считал важнейшим «социалистическим» элементом общины отсутствие безусловной частной собственности на землю (постоянный передел земли в общине по размерам семьи). К сельской общине он присоединяет и промысловую артель. Наконец, он указывает, что принципы социализма подтверждаются наукой, но, конечно же, не буржуазной политической экономией его времени. Какую именно науку имел здесь в виду Герцен, мы не знаем. Теория, которая действительно стремилась соединить науку с социализмом, уже существовала, но Герцен не мог принять ее основных положений.
Николай Огарев
Дружба Герцена и Огарева может и должна служить высоким образцом для нашего юношества. Единство взглядов и убеждений, честность, готовность всегда быть рядом с другом в самые трудные минуты, большая человеческая теплота связывали этих двух прекрасных людей всю жизнь.
Огарев, революционер-практик, публицист и просветитель, не написал экономических трактатов, но в его статьях и письмах, отражающих глубокую эрудицию автора, мы находим примеры блестящего анализа хозяйственных явлений. Обдумывая в конце 50-х гг. проект тайного революционного общества в России, Огарев ставил перед ним как главную задачу уничтожение крепостного состояния. Но любопытно, что, подобно декабристам – учредителям Союза благоденствия, он намечал для тайного общества программу широкого просветительства и пропаганды и при этом особый упор делал на экономические знания. Изучению и, очевидно, использованию в целях тайного общества подлежали, например, такие вопросы: «Значение капиталов в России, их количество, ценность, оборот. Отношение к массам потребителей и производителей. Будущность капитала и труда в России при освобождении крепостных людей, преобразовании чиновничества и системы налогов. Отношение земельной собственности к капиталу. Отношение денежного капитала к иным движимым и недвижимым имуществам»[224].
Николай Платонович Огарев происходил из богатой дворянской семьи и получил в наследство имения с 4 тыс. душ крепостных. Преодолев юридические препоны и ненависть соседей-помещиков, Огарев освободил за небольшую выкупную сумму крестьян своего самого крупного имения в Рязанской губернии. В 1856 г. он уехал за границу и присоединился к Герцену, став совместно с ним издателем свободной русской печати в Лондоне. Огарев пережил своего друга и умер в эмиграции в 1877 г.
В произведениях Огарева учение Герцена о крестьянской общине как основе социалистического преобразования России получает дальнейшее развитие. До реформы 1861 г. он считал мирный эволюционный путь вполне возможным. Но реформа и подъем крестьянского движения в стране развеяли сохранявшиеся у него иллюзии и усилили революционное начало взглядов Огарева. Он перешел на позицию полной ликвидации помещичьего землевладения (а это могло быть осуществлено только революционным путем!) и превращения общинной собственности в
