том, что если я захочу, то сам их найду и всё сделаю, таким образом всячески перекладывая вину за неудачу в отношениях на меня, лишь бы не осознавать собственной ущербности. А она была очевидна. Удивительно, как легко рушится миф о том, что русские женщины самые красивые, для человека, который хоть раз побывал заграницей. После поездки в небольшую центральноевропейскую страну я подспудно стал замечать признаки вырождения на лицах окружающих меня женщин, и теперь, когда передо мной прошла вереница потенциальных невест, внезапно, будто гром среди ясного неба, осознал, насколько всё-таки уродливы русские женщины. Не те модели, которые смотрят с обложек журналов, экранов телефонов, планшетов, компьютеров и телевизоров, а обыкновенные, из глубинки, те, которые и создавали этот уныло-казусный миф, не имеющий ничего общего с реальностью.
L
Зима прошла, на её исходе работы действительно убавилось, исчез предлог подолгу оставаться на службе, но теперь он мне был ни к чему, я исчерпал свой ресурс, уходил из министерства, когда придётся, возвращался в съёмную квартиру и как будто забывался. Я действительно не помню, чем были заполнены несколько часов между работой и сном в те дни, все они будто канули в Лету в образе долгого тёмного зимнего вечера, неизменной схемой из одних и тех же действий, повторявшихся много раз и заканчивавшихся неглубоким тревожным забытьем, не столько восстанавливающим силы, сколько на время парализующим сознание и тело. А потом весна будто с разбега ударила меня по голове желанием жить и любить, которые я не мог исполнить, утопая в мелочной рутине бессмысленных дел и ничтожных чувств, въевшихся в плоть привычкой длинной череды беспросветных будней, прожитых мной за недолгую жизнь. Жестокость в моём существовании обрела новую форму, мне было больно от того, что я не могу радоваться со всеми, не могу наслаждаться Солнцем, теплом, чистым небом, яркой зеленью, какой она бывает только сразу после появления, – словом, всем тем, что безразлично бросалось в глаза, вызывая у меня лишь чувство одиночества, ущербности, ненужности, чуждости среди красок природы. Но в конце концов и я не выдержал и наивно решил приобщиться всеобщему веселью.
Случилось это спустя три недели после Дня Победы, праздника, всегда вызывавшего у меня сугубое недоумение. В этот день все пытаются шантажировать меня тем, что я бы не родился, если бы деды не победили. Но меня бы не было, и если бы абсолютно конкретный сперматозоид не оплодотворил абсолютно конкретную яйцеклетку. На фоне той грандиозной череды случайностей, которые ведут к нашему рождению, ни одна из них не может считаться решающей, так что аргумент, прямо скажем, не очень убедительный. Например, никого из нас лично, ни человечества в целом не существовало бы, если бы падение метеорита в своё время не способствовало уничтожению динозавров. Значит мы должны проводить парад и в честь падения метеорита? На самом деле, всё гораздо проще. Нынешние властвующие посредственности, обозначая причастность к предкам через чествование их подвигов, пытаются примазаться к чужой славе, потому что собственной у них быть не может.
Настал конец мая, самое время заводить романы. По долгу службы я часто наведывался в дом областного правительства для визирования документов всяким высокопоставленным сбродом, который не занимается ни чем иным, кроме как затягиванием принятия решений. Я заметил её сразу. Невысокая, худая, нескладная страшненькая девушка, точь-в-точь я только в юбке и ниже ростом, по имени Александра работала секретарём у заместителя председателя правительства, в приёмную которого я частенько наведывался, обегая коридоры очень местной власти с тем или иным документом, дабы важные люди не ощущали собственного ничтожества и пребывали в иллюзиях, что их время не столь же ценно, сколь время последнего бомжа с помойки. Познакомились мы с ней, когда я мытарствовал с тем самым проектом постановления, который в первую неделю работы в министерстве не дал мне съездить домой на выходные, доведя этим чуть ли не до слёз. Девушка с первого же дня взяла со мной холодно-покровительственный тон несмотря на то, что была моложе лет на 5, а я по неопытности принял его за чистую монету, чем сильно навредил нашим возможным дальнейшим отношениям. Полгода мы изредка встречались, оставаясь ровно на том же самом расстоянии, но однажды вечером я зашёл в приёмную, она была уставшей и уже расслабилась после рабочего дня, я – сильно уставшим, растрёпанным и с вечными синяками под глазами, и мы немного сблизились. Она сама предложила мне сесть пока подписывается документ, и в те несколько минут естественного молчания наедине мы пару раз переглянулись. Девушка после каждого взгляда на меня отводила глаза, тихо улыбаясь про себя, когда раздался звонок из кабинета, она скрылась в двери и вышла уже с бумажками, а, передавая их в мои руки, попрощалась чуть мягче обычного.
В тот вечер я был на седьмом небе от счастья, после стольких месяцев выматывающего уныния в моей в жизни наконец-то появился слабый лучик надежды на счастье. Впредь я стал специально вызываться на неблагодарную беготню по кабинетам калоедов лишь бы только лишний раз увидеться с ней, ведь только от Саши исходила та единственная и неповторимая женская мягкость, для которой я тогда был открыт. Однако я всё не решался попросить у неё номер телефона, постоянно терялся в её присутствии, обрываясь на полуслове, и не мог поддержать непринуждённую беседу, досадуя на себя и мелочно возвращаясь к формальностям незнакомых друг с другом людей, вынужденных взаимодействовать по долгу службы. Каждый раз, подходя к заветной двери тёмного дерева с позолоченными ручками, я чувствовал, как моё сердце нещадно колотится, поворачивая рукой холодный, полновесный металл, не знал, что меня ждёт за ней. Хоть я и запомнил обстановку приёмной наизусть, но то, где в данный момент находилась Саша, полностью меняло моё восприятие, я ничего не замечал до тех пор, пока не находил глазами её хлипкое тельце, ставшее воплощением всех моих сокровенных желаний. Обычно она сидела за столом напротив входа рядом с дверью, ведущей в святая святых, подобной которой по городам и весям нашей необъятной Родины наберётся несколько тысяч, а то и более, и смотрела в давно и окончательно устаревший монитор, экран которого я никогда не видел. Я ступал на серую ковровую дорожку с геометрическим рисунком, детали которого также сохранились в моей памяти с поразительной точностью, и каждый раз ненароком кидал взгляд налево через плечо, чтобы увидеть своё отражение в стеклянных дверцах высокого шкафа под цвет двери и всей остальной мебели, за которыми на полках были аккуратно расставлены большие папки с бумагами, подписанные непонятными
