— Но я хочу туда, мне здесь очень тяжело, — взмолилась Машутка.
Юсуп, помолчав, сказал:
— Переходить фронт сейчас опасно. Когда будет можно, мы тебе скажем об этом и поможем.
Машутка поднялась и твердо сказала:
— Ну, мне пора. Пусть будет пока так. Можете на меня положиться. Я сделаю все, что только будет нужно.
Глава восемнадцатая
После встречи с Юсупом Машутке стало легче на душе. Она по крайней мере знала, что ей делать.
Вернувшись в полк, девушка пошла к Луганскому. Он был очень расстроен. Красные почти полностью уничтожили оставленный им в засаде батальон. Это известие привез сегодня утром вырвавшийся из окружения с горсткой солдат Назаров. Нужно доложить командованию дивизии, но…
И Луганский писал в докладе о том, как геройски сражался окруженный красными батальон и как он уничтожил целый полк противника. Затем добавил, что если бы не ошибки погибшего командира, то батальон наверняка бы выполнил поставленную перед ним задачу и что оставшиеся в живых солдаты, безусловно, заслуживают награды за проявленное геройство. В заключение Луганский просил начальство прислать ему пополнение людьми, боеприпасами и еще одной батареей, чтобы сделать полк еще более боеспособным.
Оседлав гнедого, Машутка поскакала в штаб дивизии.
На въезде в соседнее село она встретила группу людей, окруживших телегу. Молодой башкирин, сидя на груде тряпья, громко расхваливал продаваемые им товары, уложенные в небольшой деревянный сундучок.
— Разный шурум-бурум есть, — показывая на открытый сундучок, кричал старьевщик.
— Иголка есть, нитка есть, шила есть, наперсток есть. Квачка хош березовой, хош сосновый бери. Всякой шабола берем, дорогой товар даем.
Не переставая говорить, барахольщик быстро совал окружившим его бабам разную мелочь в обмен на отрепья конопли и тряпье.
В тот момент, когда Машутка приблизилась к телеге старьевщика, туда подошел пожилой с перевязанной рукой солдат и попросил, чтобы ему дали жвачки. В обмен он подал грязные, порванные кальсоны. Увидев штаны, стоящая рядом молодая баба, сморщив вздернутый нос, фыркнула.
— Фу, гадость. Вымыл бы сперва.
— Есть когда мыть, наше дело солдатское, — огрызнулся солдат. — Воевать надо… Вас защищаем.
— Видать тебя, вояку. Драпаешь так, что не слышишь, как текет из тебя, — напирала баба, — нужен ты такой защитник.
— Фють, стерва! — озлился солдат, замахиваясь штанами. Но баба не уступала.
— Сам ты стерва. Вот такие защитники в вашем войске только и остались. Кто поумнее, все по домам расходятся. Шел бы и ты, жена поди есть. У кулаков одним защитником меньше будет. Значит, все-таки людям польза.
— Угадала! Ой, угадала, — захохотал стоящий рядом молодой и тоже раненый солдат. — А я тебе что говорил. Влипли мы в чужую кашу и никак выбраться не можем.
Получив взамен кальсон кусочек жвачки, пожилой солдат примирительно сказал:
— Может, и влипли. Черт его разберет.
Машутке захотелось купить жвачку, но у нее не было тряпья, и она спросила, не продаст ли старьевщик жвачку за деньги.
Парень посмотрел на Машутку внимательным взглядом и, подавая черный комочек, сказал:
— Не надо, не надо. Деньги не беру. Хороший девка шурум-бурум совсем не жалко.
В штабе дивизии Машутка встретила свою однополчанку — машинистку Сорокину Дину. Здороваясь с Машуткой, Дина сказала, что звонил Луганский и просил вручить ей очень важный пакет. А провожая подругу, не стерпела и шепотом сообщила:
— Наши собираются наступать, в пакете план операции…
Сообщение Дины заставило Машутку вздрогнуть. В голове родилась дерзкая мысль, бросившая ее сначала в жар, потом в озноб. «А что, если…» — подумала Машутка, прощаясь с Диной. Чем дальше, тем больше эта мысль овладевала девушкой. Она только никак не могла придумать, как благополучно схоронить концы.
Выехав в поле, Машутка пришпорила гнедого. Навстречу ей двигалась стена леса, немного выше плыли мохнатые облака, справа, тяжело взмахивая крыльями, летели журавли, по жнивью пастух гнал большое стадо скота. Подняв кнутовище, пастух начал делать знаки, прося Машутку остановиться. Придержав гнедого, девушка стала ждать медленно подходившего пастуха. Не дойдя сажен десять, пастух закричал:
— Вернись! Не проедешь. Там солдаты мост починяют. Пешком пройти можно, а верхом вряд ли.
Вдруг Машутка рассмеялась и, пришпорив коня, галопом поскакала к лесу.
Теперь она знала, что ей нужно делать…
Въехав в лес, Машутка свернула в сторону, перевалила через бугорок и, убедившись, что ее никто не видит, соскочила на зашуршавшие под ногами листья. Опустившись на землю, она сняла сумку и трясущимися руками вынула и вскрыла пакет. Потом, еще раз осмотревшись, стала внимательно читать бумагу.
…Через несколько минут Машутка поскакала дальше.
У моста работал саперный взвод. Молодцеватый унтер размеренным солдатским шагом подошел к спешившейся девушке. Но увидев, с кем он имеет дело, озорно улыбнулся и, ткнув к козырьку руку, спросил:
— Струсила?
— Нисколько, — задорно ответила Машутка. — Я не из таких.
— Видать тебя… Чего же не едешь тогда?
— И поеду, — схватившись за луку седла, ответила Машутка.
Унтер почесал за ухом.
— Лучше бы в поводу провести, на середине три доски только еще проложены. Можешь слететь.
Но Машутка последних слов унтера не слышала.
Увидев подъезжающую девушку, работающие на мосту солдаты замахали руками. Как бы в ответ на их предупреждение, Машутка пришпорила гнедого, направляя его на лежащие над проломом доски. Когда лошадь взошла на доски, Машутка резко дернула правый повод. Не поняв желания хозяйки, гнедой поднялся на дыбы, потом неожиданно прыгнул и, сорвавшись, полетел в воду.
…Машутка плыла рядом с гнедым, ухватившись за гриву. Холодная вода пронизывала ее насквозь. Но она не чувствовала холода, совала руку в сумку, стремясь разлохматить пакет.
Унтер помог ей выбраться из воды, крикнул солдат и сказал, чтобы они вытащили бьющегося о крутой берег гнедого, потом схватил из рук девушки сумку, побежал к горевшему около палатки костру.
Увидев размокший, разлезшийся пакет, Машутка запричитала.
— Ой, что мне теперь будет, тут ведь ни одного слова не разберешь. Как я его повезу?
Унтер сочувственно покачал головой, подошел к привязанной к дереву лошади, влез в седло и, показывая вперед черенком плети, сказал:
— Ты не виновата. Поедем обратно.
Дежуривший в штабе подполковник, узнав, в чем дело, грубо выругался, но, выслушав объяснение унтер-офицера, — смягчился и велел выдать новый пакет.
Получив план операции и заслушав доклад Машутки о том, как, стремясь как можно быстрее доставить бумагу, она чуть было не утонула в реке, Луганский покачал головой. И хотя он и не придал происшествию особого значения, все же взял у нее револьвер и сказал, что отстраняет ее от должности связного на пять суток.
Машутка, как угорелая, металась по избе. Что толку, что она знает план контрудара белых, если об этом не будет сообщено кому следует. «Юсуп, Юсуп, — шептала Машутка. — Ты ведь говорил, что будешь меня навещать. Как же мне тебя найти, где?»
Утром она решила ехать на передовую к Чугункову и, если удастся, высмотреть место, где можно будет перейти к красным, она могла ждать еще не больше двух суток.
Объезжая выползавшее из села стадо коров, Машутка наткнулась на стоявшую в стороне от дороги повозку старьевщика. Парень стоял около телеги и поил из ведра распряженную лошадь. Заметив Машутку, парень поставил на землю ведро и замахал рукой.
— Эй, барышня, жвачка, жвачка бери!
— Нет, не надо, — сердито ответила Машутка.
— Что так, вкусной ведь.
— Не хочу!
— А-а-а, — протянул парень, — тогда скажи, пожалста, не пробегала ли здесь собачонка?
От неожиданности Машутка раскрыла рот, потом, опомнившись, спрыгнула с гнедого и, подходя, спросила:
— Какой масти?
— Да так, неопределенной, — уже улыбаясь, ответил парень.
Машутка привязала гнедого к телеге, старьевщик открыл сундучок и стал показывать свои товары.
— Говори. Все говори.
Машутка почти слово в слово передала приказ об операции.
Выслушав девушку, парень захлопнул сундучок и, подавая ей несколько иголок, моточек ниток, кусок жвачки и еще кое-какую мелочь, сказал:
— Я запомнил. Завтра утром передам Юсупу. Спасибо, — и, взяв пустое ведро, пошел к колодцу.
Машутка вскочила в седло, натянула поводья и галопом поскакала в степь.
Глава девятнадцатая
Не легкое дело для командира сдать батарею и уйти от тех, с кем не раз смотрел смерти в глаза и перенес так много невзгод и лишений.
