И во всём мире они были сейчас одни, вдвоём. Они и вальс. Или танго. И ёлка. И тихое потрескивание свечей… Пока не кончилось шампанское. И они как-то одновременно вспомнили всё и почувствовали, что праздник кончился. Собрали и унесли на кухню остатки еды. Правда, и оставалось… чуть-чуть. Эркин включил люстру и погасил свечи.
– А стол завтра перенесу.
– Ну, конечно, – Женя вдруг зевнула, пришлёпнув ладошкой рот.
Эркин легко подхватил её на руки.
– А теперь спать.
– Ага, – согласилась Женя, обнимая его за шею и кладя голову ему на плечо.
Но в спальне она мягко, но решительно высвободилась. Эркин понял. Да, надо лечь спать, всё другое только испортит эту необыкновенную ночь. Он слышал, что как Новый год встретишь, таким и весь год будет.
– Женя, – они уже лежали в постели, – Женя, ты довольна?
– Да.
Женя повернулась к нему, погладила по груди.
– Да, милый, спасибо, у меня никогда такого не было, ни разу.
– И у меня, – вздохнул Эркин, мягко прижимая к себе ладонь Жени. – Спасибо, Женя.
– За что?
– За всё. Если бы не ты, ничего бы не было.
Они говорили, не открывая глаз, тихими, словно засыпающими голосами. И, засыпая, Эркин снова услышал слабый шорох снежинок о стекло. Идёт снег. Снег уже нового года.
Алабама
Графство Дурбан
Округ Спрингфилд
Спрингфилд
Центральный военный госпиталь
Новогоднего вечера Крис ждал с замиранием сердца. Его выходка на Рождество прошла благополучно, ну, во всяком случае шума ни Люся, ни Галя и Нина, жившие с ней в одной комнате, не подняли, так что… так что, если Люся придёт на новогодний вечер с его брошкой, то он рискнёт подойти. Конечно, риск, но… но на Рождество, когда начались танцы, то танцевали все, и многие из парней рискнули приглашать кого-то из медсестёр или санитарок, а то и врачей. И всё обошлось. Люся тогда на танцы не осталась, ушла, но сейчас-то… сейчас, может, и повезёт.
Они опять всё убрали в столовой, подправили ёлку, добавив игрушек, столы расставили так, чтобы было удобнее танцевать. Что-то ещё явно готовилось, но что именно, они не знали. Андрея отрядили к доктору Ване. Выяснить и прояснить. Всё-таки малец вхож, философствуют они по вечерам за чаем… Андрей, ко всеобщему удивлению, забрыкался. Никуда он не пойдёт, и отстаньте от него. Он вообще с Рождества сам не свой ходил, увиливал от дежурства в палатах, меняясь с работающими во дворе, а после работы сидел сиднем у себя в комнате, вернее, валялся одетым на кровати с книгой или журналом, но не читал, а только вид делал. И даже будто с лица спал.
– Ты что, больной? – спросил как-то Эд.
И в ответ услышал такую ругань, что растерялся и не смазал зарвавшемуся мальцу по шее. А Андрей куда-то удрал, а когда появился, то глаза у него были зарёванными.
И сегодня, когда Андрей стал отказываться, его попросту зажали в кольцо, но ещё шутя, не всерьёз.
– Да, чего ты кочевряжишься? Андрей? Ну? Ты ж у нас самый глазастый. Поулыбаешься, подмигнёшь… – говорили все сразу наперебой. – Ты ж у него каждый вечер сидишь, – и кто-то сказал: – Да сядь поближе, прижмись и…
Говоривший не закончил фразу, потому что Андрей бросился на него. Конечно, никакой драки не было. Андрея попросту отволокли в уборную и сунули головой под кран с холодной водой. Подержали, пока тот не стал захлёбываться. Вытащили, дали отдышаться и повторили. И ещё раз. Убедившись, что уже не дёргается, а только плачет, отпустили. И потребовали объяснений. Андрей, не сопротивляясь, угрюмо молчал. И тут вылез Алик.
– Это он так из-за хозяина своего. У него хозяин тут в палатах лежит, ногу лечит.
– Что-о-о?!! – взревел Эд, хватая Алика за шиворот. – И ты молчал, падла?! Знал и молчал?!
– Отцепись от него, – всхлипнул Андрей. – Это я ему молчать велел. Я думал, сам справлюсь.
– Вот когда не надо, так ты думаешь, – заржал Майкл и продолжил уже серьёзно: – Лезет он к тебе?
– Так ты из-за этого из палат ушёл! – догадался Сол. – Ну, ты и чмырь, а мы-то на что?
Кто-то принёс большое махровое полотенце и накинул Андрею на голову.
– Вытирайся, мозги застудишь.
Андрей, всё ещё всхлипывая, стал вытираться.
– Ну, вот так, – удовлетворённо кивнул Крис. – А теперь иди к доктору Ване, чтобы он тебе мозги поправил. Алик, ты этого… хозяина знаешь?
– Ну-у, – неопределённо протянул Алик.
– Покажешь его нам, – распорядился Крис. – Вытер голову? Так, пошли.
Андрей открыл было рот, но его с двух сторон зажали, исключая любое сопротивление, и повели.
Жариков был у себя в комнате и, когда в дверь постучали, недовольно отозвался:
– Я занят.
Но стук повторился, и голос Эда сказал:
– Иван Дормидонтович, помогите.
Разумеется, оставить такое без внимания Жариков не мог. Он подошёл к двери и открыл замок.
– Что случилось?
– Вот… мозги опять набекрень… Вправьте ему…
В несколько голосов, наперебой ему что-то объясняли, и так же совместно подталкивали к нему Андрея. Кто-то увидел за спиной Жарикова разложенное на столе и громко ахнул. Вот тут Жариков рассвирепел. Так это они его купили?! Он хотел выгнать всех, но получилось так, что парни отступили в коридор, а вот Андрей совершенно непонятным образом оказался в комнате и за его спиной. И тут Жариков разглядел, что Андрей и впрямь… не в себе. Он вернулся в комнату, плотно закрыл дверь и уже совсем другим тоном спросил:
– Что случилось, Андрей.
Андрей судорожно, как после плача, вздохнул. И Жариков понял, что тот действительно только что плакал. И вообще что-то произошло.
– Ну-ка, садись.
Жариков сгрёб со стола недоделанную бороду Деда Мороза и всё остальное и бросил на кровать. И нахмурился. Потому что Андрей даже не посмотрел на его рукоделие. Это с его-то любопытством.
– Чаю?
Андрей помотал головой, ещё раз вздохнул и сказал по-английски:
– Я… я хозяина своего встретил.
Жариков мягким нажимом на плечо усадил его к столу и сел сам, загораживая собой кровать. Да, для парня это серьёзный удар.
– Из тех?..
– Нет, – сразу понял и перебил его Андрей. – Я у него до этих был. Он меня на торгах купил. Я у него долго был, до зимы, ну, до того, как банда напала, и он меня им отдал, откупился мной. А теперь… теперь он зовёт меня… к себе.
Жариков медленно кивнул.
– Он здесь? В госпитале?
– Да, – Андрей перешёл на русский. – Во второй хирургии, у него нога сломана. И вот… я же не могу его… врезать ему, он же больной.
– Только в этом
