и в дверях встал высокий белобородый старик в синей с белой оторочкой шубе, такой же шапке, с ярким отливающим серебром поясом, с высоким украшенном снежинками посохом в руках и мешком за плечами.
– А вот и главный, – весело сказал начальник госпиталя, вставая из-за стола и выходя навстречу гостю. – Здравствуй, Дед Мороз, спасибо за честь.
– И вам всем здравствовать, – столь же торжественно ответил Дед Мороз. – Кто такие будете?
Андрей, совершенно по-детски приоткрыв рот, оторопело хлопал ресницами. Дед Мороз говорил голосом Жарикова! Остальные парни были не менее ошеломлены. И поглядев на них, Аристов торопливо выпил стакан минералки, чтобы не расхохотаться.
Генерал церемонно представил Деду Морозу присутствующих, тот, выслушав, благосклонно кивнул и махнул рукавицей.
– Раз так, и люди хорошие, и меня чтут, не грех вам и внучку мою показать, – и стукнул посохом об пол. – Зайди, милая, покажись людям добрым, и сама на них посмотри.
И ещё раз стукнул посохом. Дверь столовой открылась, и вошла белолицая с длинными золотыми косами в голубой с белым мехом шубке румяная красавица. Но её узнали сразу – Барби, Варвара Виссарионовна. Хохот, радостные крики, аплодисменты… Но всё перекрыл могучий голос Деда Мороза. Он поздравил всех с Новым годом, пожелал здоровья и удачи во всех делах, но это всем, а каждому… Он сбросил с плеча мешок, запустил туда руку, вытащил горсть блестящих снежинок и бросил их в сидящих за столиками. И Снегурочка достала горсть и бросила. Сделанные из фольги, лёгкие снежинки кружились в воздухе, опускались на столы и головы. Их ловили, разглядывали, острые отогнутые зубчики в центре хорошо цеплялись за ткань или волосы. А потом… потом началась сумасшедшая весёлая карусель. Из бездонного мешка Деда Мороза появлялись пакеты конфетти, рулоны серпантина, хлопушки с сюрпризами, закрутились танцы под пластинки – когда в зале появился проигрыватель, парни даже не углядели – и пианино, общий хоровод вокруг ёлки, песни, шуточные конкурсы…
Но Крису было ни до чего: он никак не мог найти в этой толпе – больше ста человек в госпитале работает, да ещё комендатура, и пришли все – Люсю. Не могла же она не прийти. А все такие нарядные, многих не сразу и узнаешь, так может, он и Люсю не узнаёт?! Что же делать?
Расшитая мишурой рукавица ложится ему на плечо.
– Ищешь?
На разрисованном – вблизи виден грим – лице Деда Мороза знакомые глаза доктора Вани.
– Да, – кивает Крис.
Сейчас он готов на всё, и ему плевать, что вокруг полно народу.
– Ищут не где светло, а где потеряно, – рокочет Дед Мороз и легонько, но властно подталкивает его к двери. – Ищи.
Что, так Люси здесь нет? Где же она? Ему сказали: «Ищи!», – а если… если она у себя? Не пришла в столовую. Крис протолкался к двери – Дед Мороз тем временем уже опять закручивал хоровод вокруг ёлки – и вышел из столовой.
Как и на Рождество в вестибюле тихо и полутемно. Но сегодня Крис взбежал по лестнице на второй этаж и решительно повернул в крыло, где жили врачи и медсёстры. Он сам не помнил, когда узнал, где комната Люси, то ли ему кто-то сказал, то ли сам как-то догадался, но он это знал и знал твёрдо. А сейчас, когда в полутёмном коридоре нестерпимо ярко светилась щель под одной единственной дверью, он и подавно не боялся заблудиться. Он вообще уже ничего не боялся. Как пьяный. Хотя какой он пьяный? Выпил-то глоток всего. Это тогда, в Паласе, его заставили выпить два стакана смеси коньяка, водки, ещё чего-то… – беляшки чёртовы, клиентки сволочные, заспорили, чей спальник быстрее вырубится. Крис тряхнул головой, отбрасывая ненужное сейчас воспоминание, стукнул костяшками пальцев в заветную дверь и сразу, не дожидаясь ответа, толчком открыл её.
– Ой, кто это?!
Крис перешагнул через порог и закрыл за собой дверь. Люся, в клетчатом халатике, шлёпанцах, в туго повязанном на голове платке, стояла перед ним и… и она боялась его – мгновенно понял Крис.
– Это… это я.
Люся резко отвернулась от него, отошла к окну и встала спиной к нему.
– Зачем ты пришёл? – спросила она, не оборачиваясь.
– Я искал тебя там, внизу. Ты не пришла. Вот и… – Крис запнулся.
Порыв вдохновенной смелости уже проходил, и ему с каждой минутой становилось всё тяжелее.
– Зачем ты пришёл? – со слезами в голосе повторила Люся.
Крис молчал. Он не знал, как ответить, вообще не мог сейчас говорить.
– Ты… ты… – всхлипывала Люся, – зачем ты так? Пялишься… бегаешь… в комнату лазишь.
– Я не лазил, – глухо сказал Крис.
Мир рушился: он противен Люсе, ей даже взгляды его неприятны, но и смолчать на напраслину он не мог.
– Да?! А брошку? Не ты подложил?
– Я, – вздохнул Крис и зачем-то, ну, ведь всё уже ясно, понятно и кончено, объяснил: – Через форточку.
– С земли ночью закинул, да? И она ж закрыта была!
– Я на карниз залез. И она… не заперта была.
– Господи, – Люся порывисто обернулась к нему, – ты с ума сошёл! Ты ж убиться мог!
Крис шагнул к ней: ему бы только коснуться её, дальше бы всё само-собой пошло бы. Но Люся отшатнулась, и застарелым привычным страхом перед белым гневом Криса отбросило к стене. И от всего этого, от злости на себя, на свой страх, на то, что всё у него так нелепо, так обидно закончилось, он закричал, перемешивая русские и английские слова.
– Ну, давай, зови на помощь, кричи, что спальник напал! Да, ты – белая, а я – цветной, метис! Я – раб, я всегда виноват! Ну, давай! Может, пристрелят меня! Сразу! Чтоб мне не мучиться больше!
И обессиленно замолчал, привалившись к стене и опустив голову.
– Мучиться? Я… я не понимаю, – Люся тоже заговорила по-английски. – Кто тебя мучает?
– Ты, – ответил, не поднимая головы, Крис. – Я не могу больше. Ты не смотришь даже на меня, а я… я не могу, – и отчаянно повторил ту фразу, которой когда-то всё объяснил доктору Ване. – Я если с утра тебя не увижу, работать в этот день не могу, не живу я в такой день.
Люся растерянно смотрела на него.
– Я не понимаю, – жалобно сказала она. – Это… это ты так шутишь, да?
Крис молча мотнул головой. Какие уж тут шутки, этим не шутят.
– Но… но… нет, скажи, что ты пошутил, – чуть ли не плача, просила Люся. – Ну… ну, пожалуйста.
Крис ещё раз помотал головой.
– Нет, – выдавил он хриплым, не своим голосом. – Нет, всё
