проблема?
Андрей и так сидел, не поднимая глаз, а тут совсем поник, склонился головой к коленям.
– Рассказывай, – мягко, но исключая сопротивление, сказал Жариков. – Рассказывай всё.
Андрей вздохнул и заговорил по-английски.
– Я как увидел его… он… он власть надо мной имеет. Он же купил меня, а тем не продавал, те отобрали меня, я не знаю, как это получается, но, но я не могу, я не могу сказать ему, тех, того, одного из тех, его в Хэллоуин привезли, раненого, так если бы не доктор Юра, я бы убил его, точно. А этого… он… он, ну, те насиловали меня, издевались по-всякому, били, не покормили ни разу, а он, он же ни разу даже не приковал меня, а когда уходил, так я по всей квартире ходил, даже на кухне, где продукты, он не запирал ничего, мне… мне у него хорошо было…
Но последние слова прозвучали вопросом. И Жариков покачал головой.
– Так ли, Андрей?
Андрей поднял голову, посмотрел на Жарикова расширенными глазами, качнул встрёпанной шапкой кудрей.
– Да, так, но…
– А что было плохо?
– Трахались когда, – вздохнул Андрей. – Нет, он не бил меня, ничего, но каждую ночь, и… и я ему только для этого был нужен, и сейчас… зовёт…
– И ты не можешь сказать: «Нет», а говорить: «Да» не хочешь.
– Да, – обрадовался Андрей. – Да, всё так.
– Понимаешь, Андрей, тебе надо решить и пересилить себя.
– Да, я знаю, я же клятву ему не давал, но… но он говорит, а я молчу, я только встану подальше, чтобы он не дотянулся до меня, он же на костылях, и он… я ведь у многих был, он был… да, лучше хозяина у меня не было.
– Хозяина, – повторил Жариков.
Андрей опять опустил голову.
– Ты свободный человек, Андрей, – Жариков говорил тихо, задумчиво. – Ты и только ты хозяин своего тела и своей жизни. И никто не вправе заставлять тебя.
– Хозяин своего тела, – медленно повторил Андрей. – Как это?
– Это значит, что только ты решаешь, с кем, как и когда… вступать в половые отношения, – Жариков намеренно заговорил «по-казённому». – Всё остальное – уже насилие и наказывается по закону.
– Значит, что, значит, тогда это тоже было насилие? – удивился Андрей.
Жариков кивнул и, видя, что Андрей смотрит с явным ожиданием, продолжил:
– Разве ты попал к нему по своей воле? – Андрей улыбнулся этому, как шутке. – Ну вот. Разве ты определял… каждую ночь это будет или нет? Ты не хотел, ведь так? – и дождавшись его кивка, – Ты делал это из страха, так? – новый, уже уверенный кивок. – Значит, это всё равно было насилием над тобой.
Жариков подтянул к себе пачку сигарет, закурил.
– Понимаешь, Андрей, насилие не всегда… с палкой, бывает и с улыбкой. Когда один не может сказать «нет», и неважно, чего он боится, то это насилие.
Андрей покачал головой.
– Я… я не думал так. Никогда. И… и мне так и сказать ему? Ну, что я не хочу?
– Да, так и скажи, – Жариков улыбнулся. – Ты же умный парень, Андрей, ты сможешь сказать так, что он поймёт.
Андрей несмело улыбнулся.
– Вы думаете, он поймёт?
– Скорее всего, Андрей, он не понимает, почему ты… отказываешься.
– Да, – Андрей радостно закивал. – Да, всё так…
…Светлый просторный коридор лечебного корпуса.
– Подожди.
Он останавливается и медленно поворачивается на голос. Хозяин. Ловко выбрасывая вперёд костыли и подтягиваясь за ними, хозяин подходит к нему.
– Куда ты так спешишь?
– Я на работе, сэр, – тихо отвечает он.
– Ну, понятно-понятно, – кивает хозяин. – Когда закончишь…
Он осторожно пятится, старательно выдерживая дистанцию.
– Я должен спешить, сэр.
И убегает…
…И в этот же день опять. На этот раз хозяин стоит в дверях своего бокса, а у него тележка-столик с ужином для лежачих, а хозяин не ходит в столовую, и он поневоле должен и подойти, и зайти в палату. Хозяин отступает вбок, давая ему войти, а, когда он, переставив тарелки на стол, оборачивается, хозяин уже закрыл дверь и стоит, загородив её, и улыбается жёсткой неприятной улыбкой.
– Иначе тебя не остановить, верно? Заработался совсем. Зря ты от меня бегаешь. Или, – и тоном, каким рассказывают анекдот, – обиделся на что?
И он не выдерживает.
– Вы меня зимой тем отдали, вы знали, кто они, и отдали.
Хозяин даже присвистывает от удивления.
– Вот, значит, в чём дело. Дурачок ты, если б у меня деньги были, неужто бы я тебя отдавал. А деньги в банке, а банк тю-тю. Ты хоть знаешь, что это такое, без денег остаться? – и сам отвечает. – Откуда тебе знать. Тебя всю жизнь кормили, поили, одевали. А когда я уходил, ты ещё и сверх этого по шкафам шарил, – и усмехается. – Больше всего ты ветчину таскал. И крем шоколадный. А ты ведь ни разу не подумал, каких это денег стоило, лопал как своё.
Он молча идёт к двери, толкая перед собой столик, и хозяин уступает дорогу. Он выходит из палаты и слышит в спину:
– Дурачок ты…
…Андрей потряс головой, потёр ладонями лицо и взъерошил волосы.
– Да, – заговорил он по-русски, – да, Иван Дормидонтович, он… он не понимает. Я ему напомнил, как он меня банде отдал, а он… он мне, как я ветчину потихоньку таскал. И шоколадный крем. Разве… разве это сравнимо?
Жариков улыбнулся. Вот и отходит Андрей, заговорил уже нормально. И тоже перешёл на русский.
– Для него, видимо, да. Ты не злись и не бойся. Объясни ему, просто объясни.
Андрей кивнул и встал.
– Да, спасибо, Иван Дормидонтович. Я пойду.
– Хорошо. И вот что, Андрей, о том, что видел здесь, молчок. Договорились?
– Да, но?.. – у Андрея изумлённо округлились глаза.
Он попытался через плечо Жарикова разглядеть, о чём же он должен молчать, но Жариков ловко и необидно вытолкал его в коридор со словами:
– Вот и отлично, вот и договорились.
Звучно хлопнула дверь, звякнув замком.
В коридоре Андрей оторопело поморгал, потоптался у двери Жарикова и пошёл к себе. В холле их этажа его окликнули Эд и Крис.
– Иди сюда.
Они сидели рядом на подоконнике, и, когда Андрей подошёл к ним, Эд улыбнулся.
– Ну как? Вправили мозги?
– Да, – кивнул Андрей. – Теперь всё в порядке.
– Ну и ладушки, – сказал по-русски совсем чисто Эд, хотя, в основном, он предпочитал смесь. – Ну, и чего ты у него в комнате видел?
– Так, – Андрей уже хотел сказать, что ни до чего было, но тут же изменил уже начатую фразу. – Так я слово дал, что молчать буду.
– Та-ак, – угрожающе протянул Эд.
Но Крис
