чём не договорились. Отец сел в машину, хлопнув дверцей. Мы с Кристиной уже сидели на заднем сиденье. Мы слушали весь этот разговор, не участвуя в нём никак. Вернее, участвуя, но только молча. Мы смотрели, как бы отец не сказал чего лишнего. Теперь это была наша главная забота.
Мы выехали за территорию монастыря. Несколько километров в объезд – и мы в городе. Мы заехали в книжный магазин, где отец купил нам тетради и новые авторучки. Потом припарковались у супермаркета, где набрали йогуртов, хлеба, блинчиков и котлет.
Дома нас дожидались гости.
У калитки стоял джип, тот, который я уже видела. И я сказала отцу: смотри, это та самая машина. Он кивнул.
Мы вошли – осторожно, и увидели первым делом Катю, которая в каком-то недоумении стояла у стола в холле, и двоих – того, кого она сама называла высоким, и второго, с круглым тёмным лицом. Это был тот, с круглой глупой головой, и он, кажется, узнал меня. Они сидели за журнальным столиком в креслах. Так же, как, вероятно, они сидели в прошлый раз.
– Ну что решил, полковник? – спросил высокий, даже не поздоровавшись, когда мы вошли. – Я ведь предупреждал, что приеду. Так ничего и не надумал?
Он поднялся и стал не спеша ходить по комнате. Отец недовольно бросил на пол сумку с покупками.
– Убирайтесь к чёрту, – сказал он, – я ведь сказал уже!..
Гость только улыбнулся, встал и подошёл ближе к Кате – так, как будто хотел спрятаться за неё. Но Катя отступила назад.
– Идите на улицу, девочки, – сказал отец строго. – Идите, погуляйте пока.
Мы с Катей двинулись в сторону двери, да так и остановились. Выход нам перегородил другой – круглоголовый.
– Последний раз, – сказал гость. – Последний раз, Петрович. Мне стволы очень нужны. Без тебя никак.
– Послушай, – сказал отец. – Ты что, тупой?
– Ты же всё можешь, я знаю. Я не уйду.
Высокий улыбнулся, а круглоголовый нахмурился. От них веяло силой и каким-то решительным героизмом. Вся комната, казалось, пришла в движение от присутствия этих слишком бодрых и слишком смелых людей, так что та атмосфера мира и тишины, которую мы так лелеяли в последнее время, рухнула мгновенно.
– Тогда вот что, – сказал высокий, который, очевидно, был главным. – Мы отсюда не уйдём. Мы поживём здесь, у тебя. А обслуживать нас будут… Пожалуй, вот эти твои девочки… Так?
Отец засунул руки в карманы куртки.
– Послушай, – сказал он спокойно, – не советую меня шантажировать. Я уже сказал, больше ничего не будет.
– Впрочем, – добавил гость, – пожалуй, она поедет с нами. До тех пор, пока не надумаешь…
И круглоголовый взял за руку Катю. И положил другую руку на её шею и крепко сжал.
– Стой, – сказал отец. – Стой, говорю!
Круглоголовый опустил руку. И посмотрел из-за Катиного плеча.
– Отпусти, я помогу, – сказал отец. – Последний раз.
Недоверчиво посмотрев на отца и потом взглянув на главного и ещё раз на отца, услышав слова «да, да, обещаю, отпусти», убрал и другую руку.
– Так бы и сразу, – проворчал главный. – А то ты, Петрович, как ребёнок, блин, упрёшься на пустом месте. Я ведь не даром прошу тебя это сделать. Ещё и бабки получишь, как всегда. Тебе ведь деньги нужны, наверное? Что ты здесь затеваешь? Школу решил открыть? Для девочек, да?..
– Катя, иди, – сказал отец.
Катя не шелохнулась.
У двери отцовской комнаты стояла Кристина с полу-вытянутой вперёд правой рукой. В ней был пистолет, который она направляла прямо на высокого.
– Валите отсюда на фиг, – сказала она. – А то я буду стрелять.
* * *
Это было долго и скучно. Потом мне много раз приходилось пересказывать эти события, этот момент, эти секунды, которые стали вечностью между жизнью и смертью и всё же завершились смертью. С нами разговаривали разные люди, следователь и ещё кто-то, нас фотографировали и записывали наши слова. И я повторяла снова и снова, уже почти автоматически, одно и то же.
Кристина держала в руках пистолет. Нет, она раньше никогда не держала его в руках. Нет, она не училась пользоваться оружием, никогда. Нет, у нас в доме не было оружия. По крайней мере, нам об этом ничего не известно. Нет, я раньше никогда не видела этого пистолета. Нет, мы никогда не заходили в комнату отца в его отсутствие, у нас это не принято. Нет, нет, нет. Нет, мы раньше никогда не видели этих людей. Нет, я не знаю, зачем. Нет, я не знаю. Нет, не рассказывал. Нет, не спрашивала. Нет, она не целилась… Нет, отец не учил нас пользоваться оружием. Он говорил, что это ни к чему, тем более девочкам. Может быть, она видела это по телевизору?.. Нет, нет. Он считал, что нас защищают милиция и армия. Нет, не вру. Честное слово. Да, она выстрелила случайно. Да, она попала случайно… Я не видела, как он упал, я видела, как он лежал… Мне показалось, она стреляла вверх, выше головы… Нет, никогда не видела раньше второго… Он достал пистолет, да, у него был с собой пистолет… Нет, он не стрелял… Не успел, отец ударил его…
Кристина, как мы узнали, давала сбивчивые показания. Она сказала, что не собиралась стрелять и даже не помнит, как стреляла. Просто она очень испугалась за отца и за Катю.
Приехавший довольно быстро дядя Витя провел со мной и Катей специальную строгую беседу и запретил нам что-либо говорить о том, о чём говорили гости, – о стволах. Дядя Витя загадочно пообещал вытащить нашего отца. Он нервно ходил по коридору и кричал кому-то по мобильнику, что «они решили сдать его» и что ему «нужны бабки».
Тот, в кого выстрелила Кристина, скончался в больнице. В городе заговорили о том, что дочка полковника убила бандита, который приехал в наш город, чтобы устроить теракт. Другие говорили, что это был друг отца, с которым он воевал в какую-то кампанию, и теперь он не мог не воевать, потому что у него крыша поехала.
Отца увезли в тот же день, началось какое-то длинное расследование, после чего состояние отца ухудшилось, и его поместили в госпиталь, куда приезжали на машинах какие-то люди в костюмах. Кристину тоже поместили в какое-то закрытое учреждение для подростков, где её можно было иногда навещать, и потом обследовал врач, и потом ещё была какая-то экспертиза. Мы очень боялись – если Кристина окажется в тюрьме для малолетних, там ей придется совсем несладко. Там её будут обижать. Она, конечно, будет давать сдачи
