— У нас были прекрасные отношения, Фуад. До тех пор, пока ты не решил, что твой мир для тебя важнее семьи. Когда мы поженились, ты был самым нежным и заботливым мужчиной на свете. А потом ты превратился в чудовище. Ты либо молчал целыми днями, либо пропадал неделями, возвращался и продолжал молчать. Тебя не волновала я. Не волновали твои сыновья, которые чуть ли не каждую минуту спрашивали, когда вернется папа. Тебя волновал только твой статус. Сколько денег ты еще не заработал? Чью голову ты еще не прострелил? Ты обещал любить и оберегать меня от всего мира. Клялся, что я не буду ни в чем нуждаться. Что дашь мне все, о чем я попрошу, и даже больше. Аднан говорил мне, что я должна быть мудрее. Что я должна молчать и терпеть. Объяснял, что в вашем мире жены ничего не значат, и что работа для мужчины всегда на первом месте. И видит бог — я пыталась. Но однажды поняла, что больше так не могу.
Фуад протянул ей кейс.
— Это для тебя. И для мальчиков. Денег здесь не так много, но…
Насрин оттолкнула его.
— Мне не нужны твои деньги. Я в состоянии заработать их самостоятельно.
— Зарабатывать деньги должен мужчина. Для этого мы пришли в этот мир. Мы забаратываем их для вас.
— Для нас? — зло рассмеялась она. — Вы зарабатываете их для себя — и только для себя. Хвастаетесь друг перед другом своими машинами, личными самолетами, виллами, яхтами. Вы думаете, что можете купить все, даже женщин. — Насрин наставила на него указательный палец. — Но я больше не играю в эти игры, и я не продаюсь. Я приняла свое решение, и я живу по собственным правилам. Если это тебе не нравится, убирайся с моей дороги.
Вернув кейс на заднее сиденье машины, Фуад захлопнул дверь.
— Хорошо. Уж коли ты запрещаешь мне общаться с моими детьми и не хочешь брать мои деньги, я просто хотел сказать… — Он запнулся. — Я люблю тебя. Я вижу тебя во сне почти каждую ночь, просыпаюсь и думаю, что ты до сих пор рядом. Если когда-нибудь в моей жизни было что-то светлое и настоящее, то это ты. Я совершил много ошибок, но потерять тебя было самой страшной из них. И сейчас, когда все так сложно, еще сложнее, чем раньше, я понял это в очередной раз.
Насрин оглянулась на дом и обхватила себя руками так, будто ей внезапно стало холодно.
— Я тоже люблю тебя, Фуад, — сказала она. — Я так хочу возненавидеть тебя, думаю, что это поможет обо всем забыть, но моя любовь каждый раз оказывается сильнее. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты вновь сидел за столом напротив меня и ел приготовленную мной еду. Хочу засыпать, положив голову на твое плечо, и просыпаться рядом с тобой. Хочу, чтобы все было как раньше, когда ты покупал мне шелковые платья и бриллианты. Но за это я должна буду заплатить слишком высокую цену — отказаться от себя. Стать тряпкой, о которую все вытирают ноги, безмолвным существом, у которого нет права голоса, и которое должно молчать, пока мужчины не прикажут ему говорить. Если ты вправду любишь меня, умоляю: не приходи сюда. Иначе мы оба будем несчастны. Когда ты кого-то любишь, то желаешь ему счастья, разве я не права?
Фуад медленно кивнул. Его взгляд скользнул по улице и остановился на «тойоте».
— Забыл поздравить с покупкой новой машины, — перевел тему он.
— Ах, это, — беззаботно улыбнулась Насрин. — Мне ее подарили.
— Новый поклонник?
— У меня нет времени на поклонников. Это подарок Ливия.
— Что? — тупо переспросил Фуад. — Ливий? Он был здесь?..
— Да, несколько дней назад. Что тебя удивляет? Мы близко дружили до того, как ты упрятал его в тюрьму.
— Вот оно что. От моих денег ты отказалась, а предложенную Халифом машину приняла. Может, я должен был подарить тебе что-нибудь эдакое, особенное? Дом? Необитаемый остров в Тихом океане?
Бывшая жена по-прежнему улыбалась, и Фуаду захотелось ударить ее по лицу.
— Ливий заглянул в гости, мы выпили кофе. И, так как он пришел в одиночестве, немного поговорили. В том числе, и о тебе. Он спросил, общаемся ли мы, и даешь ли ты мне деньги. Я сказала, что временами пытаешься, но я их не беру. И от его денег тоже откажусь, если он захочет их дать. Тогда он спросил, может ли он помочь чем-то, кроме денег. И я ответила, что мне не помешала бы новая машина. И на следующее утро Насир привез сюда эту красавицу. Через пару дней Ливий позвонил и спросил, устраивает ли меня цвет машины и ее марка. Дескать, не самое престижное, что можно найти, и если я хочу что-нибудь другое, то достаточно лишь попросить. — Насрин посмотрела на бывшего мужа. — Ты ничего не понял, верно, Фуад? Я не из тех женщин, чьи желания следует угадывать. Если мне что-то нужно, я говорю прямо. И с той же прямотой отказываюсь от того, что мне не нужно. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на намеки. А теперь уходи. Оставь нас в покое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
***
Первым, кого встретил Фуад у дверей заведения Брике, был Башар. Низкорослый и нескладный парнишка, которому не так давно исполнилось тридцать, но выглядел он максимум на восемнадцать. Воспитанник Северина, приятель Насира и верная собачка Халифа. Десять лет назад спрятался за чужими спинами, пропищал, что остается верным своему королю, и очень обрадовался его возвращению.
— Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал. — Башар упер руки в бока. — Советую повернуть назад, если не хочешь, чтобы я выпустил тебе кишки.
— Я пришел без оружия. Можешь обыскать меня, если хочешь.
— Прочисти уши, Талеб. Я приказал тебе уйти.
— Не припомню, чтобы ты когда-нибудь высказывал собственные мысли. Должно быть, это приказ твоего короля? — Фуад спрятал руки в карманы и улыбнулся. — Приказ короля без свиты, без денег и без королевства? Того, кто вышел из тюрьмы, где должен был сдохнуть, и заявил свои права на мое место?
На щеках Башара выступили красные пятна, губы превратились в тонкую линию.
— Это его место. И оно всегда принадлежало ему.
— Я был его наследником и занял это место по праву. А теперь он решил все отобрать. Но ничего не выйдет, и он это понимает. Будет сражаться до последней капли крови, как делает всегда. И помяни мое слово — доиграется. Впусти меня, сученыш, иначе я сниму с тебя кожу и сделаю из нее туфли для своей подружки.
Входная дверь открылась, и на пороге появился Тарек Бадар. Роль счастливого жениха шлюшьему воришке к лицу, отметил Фуад. Смокинг делал его выше и стройнее, короткая стрижка молодила. Шестьдесят бы ему не дали. Может быть, сорок с хвостиком. На свой возраст Тарек никогда не выглядел. Он следил за собой, хорошо одевался, не имел вредных привычек (опасные для здоровья приключения вроде похищения чужих женщин не в счет) и трахал каждый столб. Фуад надеялся, что в свои шестьдесят сможет похвастаться таким же либидо.
— Что тут происходит? Эй, Башар, что за глупости? Это важный гость. Король пришел на мою свадьбу! Ты один, Фуад?
— Леди сказала, что ей нечего надеть, и решила остаться дома.
— Ну ладно. Проходи. Церемонию ты пропустил, но мы как раз открываем шампанское.
— Ливий велел… — начал Башар.
— Слушай, сынок. — Тарек поднял руку, заставляя его замолчать. — Плевать я хотел на то, что сказал твой Ливий. Теперь этот город принадлежит Фуаду, и он должен с этим смириться. Так ему и передай. Я толкал дурь и девок всему Ближнему Востоку еще в те дни, когда он ползал на четвереньках, а твои мамочка и папочка даже не познакомились, и ты не будешь указывать мне, что делать. Пожалуйся Аднану, если хочешь. Халиф всегда так делал, когда кто-то ему перечил. Но вот беда — Аднан давным-давно отошел от дел и растерял почти все свое влияние. И на улицах поговаривают, что стремление Халифа надрать Фуаду задницу он не разделяет. Самое время задуматься о том, что десять лет назад ты выбрал неправильную сторону. А теперь впусти моего гостя и не играй в маленькую сучку, которая храбрится и гавкает на всех, кто проходит мимо, готовясь при первых признаках опасности удрать с поджатым хвостом.
Несколько секунд Тарек и Башар неотрывно смотрели друг другу в глаза, и Фуад, ожидавший, что один из них выхватит нож, уже хотел вмешаться, но подопечный Ливия отвернулся и отошел на шаг.
