ходили ходуном, как безумные. В этом корчившемся в пыли комке человеческой плоти не осталось ничего гордого и прекрасного, ничего того, чем полгода назад так восхищался юный Ультимо. Деревенская красавица теперь и в подмётки не годилась Кармине Лацио или Селестии Боргезе.
— Поклянитесь, что уйдёте в монастырь и никогда не будете мстить роду де Грассо, — сурово потребовал Джулиано.
— Клянусь, сеньор! Клянусь богом, всеми святыми, своей бессмертной душой и непорочной Мадонной-заступницей! — прошептала Бьянка, спешно поднимаясь на ноги.
— Скройтесь с глаз моих.
— Благодарю, сеньор, благодарю! — затараторила девушка, исчезая во мраке.
— Дур-р-рак ты! — Дакапо презрительно задрал верхнюю губу. — Лукка тебе за это всыплет, и бабка ещё добавит.
— Не твоё дело, Piccolo[150]! — отрезал Джулиано.
Убив ещё двух беглецов, Джулиано закрыл калитку, накрепко подперев дверь толстыми древесными суками, загодя сваленными кем-то в высокую кучу рядом с хлевом. Дакапо с силой подёргал калитку и, оставшись довольным результатом, пошёл вслед за братом к Лукке и людям де Грассо.
Яростное пламя быстро пожирало старую усадьбу семьи Кьяпетта. Перед распахнутыми воротами лежала добрая дюжина мёртвых тел. Санчо потрошил карманы покойников. Лукка читал отходную молитву над одним из отцовских слуг. Ещё двое с руками на перевязи молча помогали Санчо.
— Сколько у вас? — деловито спросил Лукка, перекрестив умирающего.
— Пятеро, — нехотя ответил Джулиано.
— Он отпустил Бьянку, — тут же наябедничал Дакапо.
— Зря, — Лукка поморщился, — надеюсь, нам не придётся пожалеть о твоей доброте.
— Она поклялась, что не станет мстить.
— Клятвы женщины, что собачий лай: к ним стоит прислушиваться, лишь пока не затихло эхо.
— Дон Кьяпетта мёртв? — Джулиано переменил неприятную ему тему.
— Скорее всего, — Лукка размазал жирную сажу по лицу, утирая пот со лба, и перевёл взгляд на бушующее пламя, — среди покойников я его не вижу. Либо он изжарился заживо, либо счастливо избежал резни, загодя отбыв к кому-нибудь из соседей.
— Где нам теперь его искать? — Джулиано задумчиво почесал лохматую чёрную шевелюру.
— Завтра вернёмся, поворошим пепел, — Лукка потёр ямочку на подбородке, пристально вглядываясь в ревущий огонь.
— А прочие родичи Кьяпетта? — спросил Джулиано, внимательно изучая лица покойников.
— Все тут, — обрадовал старший брат, широким жестом искалеченной руки обводя залитый кровью двор.
Глава 53. Бабушка Роса и осколки прошлого
Любимый пёстрый кот Анны мирно дремал на коленях сеньоры Ро́сы, сидящей в добротном старом кресле-качалке. Строгое чёрное платье, вышедшее из моды ещё в начале веке, закрывало ссохшееся тело пожилой сеньоры от морщинистых вислых мочек ушей с крупными жемчужными серьгами до пяток, укутанных в мягкие валяные сапожки. Прищурив вылинявшие от времени прозрачные глаза, бабушка внимательно следила за разгрузкой подвод с сеном, не забывая изредка давать ценные указания Лукке, разбиравшему старые бумаги в отцовском секретере. В уголке сморщенного рта старой графини торчала изящная трубка эбенового дерева с длинным мундштуком, из которого бабуля временами отпускала в высокий потолок второго яруса колечки голубоватого дыма. Тщательно намытый и наконец приведший себя в порядок после тюремного заключения Джулиано стоял рядом, в очередной раз пересказывая старой сеньоре подробности вчерашнего ночного разгрома фамильного гнезда Кьяпетта.
— Что ж, внучки, я рада, что пережила смерть этой паршивой задницы — дона Кьяпетта[151], — бабушка достала мундштук изо рта и улыбнулась Лукке, обнажив редкие желтоватые зубы. — Если, конечно, старый боров действительно изжарился у себя в усадьбе, а не залёг где-нибудь на дно.
— Утром мы проверили пожарище и нашли ещё парочку тел в сгоревшем доме, — откликнулся Лукка, аккуратно перебирая тонкие листы полупрозрачного пергамента. — Уверен, дон Кьяпетта мёртв.
— Поживём — увидим, — сеньора Роса неторопливыми движениями выбила старый табак из чубука и принялась набивать его новой порцией, — я бы посоветовала не обольщаться на этот счёт.
— Как скажете, ба, — ответил Лукка, не отрываясь от бумаг.
— И девицу эту, как её там?.. — сеньора Роса потрясла сморщенными пальцами в воздухе перед собой.
— Бьянка, — подсказал Джулиано, пряча глаза.
— Бьянку — точно — зря отпустил. Говорила я Эстебану, что Патриция слишком тебя нежит. Тряпка, а не мужик, — старуха недовольно поморщилась и, высунувшись до половины в окно, громко крикнула: — Эй, остолопы, куда сено тащите? В амбар надо, а не под навес, сгноите всё! Идиоты криворукие! — откинувшись обратно в кресло, сеньора Роса продолжила уже более спокойным тоном: — Это опасная, непростительная глупость с твоей стороны, Ультимо. Как будущий глава нашей семьи, ты должен понимать, к каким последствиям может привести такой шаг.
— Глава семьи? — Джулиано озабоченно нахмурился.
— Конечно, мой мальчик. Микеле погиб, и теперь ты наследуешь титул и земли вашего отца после его смерти, — бабушка затянула бархатный кисет и взялась за огниво.
— Да? — Джулиано недоверчиво посмотрел на брата. — А как же Лукка?
— А Лукка любит бога больше своей семьи, — пробормотала старуха, затягиваясь табаком и кашляя.
— Вы не правы, сеньора, — возразил старший брат, снимая ветхую ленту с пожелтевшего свитка. — Мне очень жаль, что я не оправдал ваших надежд, но обвинять меня в презрении к роду де Грассо с вашей стороны более чем бестактно. Разве вчера я не доказал всем обратное?
— Да-да, — отмахнулась сеньора Роса, потирая ямочку на дряблом подбородке, — нельзя уже старухе поворочать… Ты же знаешь, дорогой, у меня были на тебя большие планы. Бо-о-ольшие. Столько надежд, ожиданий и всё Саттане под хвост! Подумать только, умненький мальчик, душа компании, такой красавчик, и вдруг эта нелепая дуэль, перечеркнувшая всё!
— Вы преувеличиваете, сеньора, — викарий кардинала Франциска равнодушно пожал плечами, — дуэль — ерунда. В конце концов, левая рука меня всё ещё слушается. Отъезд в столицу был моим обдуманным решением. На что я мог рассчитывать в Себилье? Жизнь в вечной тени Микеле меня не прельщала.
— О-о-о, уверяю тебя, с его здоровьем и фантазиями Микель не дотянул бы и до сорока, — сеньора Роса ласково почесала сонного Марселя за ухом.
Кот задумчиво муркнул и презрительно покосился на братьев круглым жёлтым глазом.
— Между прочим, тот напыщенный хлыщ, из-за которого ты лишился руки, намедни отдал богу душу, — продолжила пожилая сеньора. — Деревенские кумушки толкуют, что твой обидчик, будучи во хмелю, неудачно сверзился с лошади и сломал себе шею. Кое-кто из соседей на это вздумал утверждать: то порча, мол, чёрный наговор или заказное убийство, но я вижу в его смерти лишь перст господень, не более.
— Туда ему и дорога, — равнодушно отозвался Лукка, практически скрывшийся в ворохе бумаг, — стал бы я об него руки марать… Слишком много чести.
— А разве у Микеля не осталось детей? — осторожно поинтересовался Джулиано, всё ещё несколько робеющий от свалившегося на
