него счастья.
— Может и остались, — проворчала старуха, — кто ж сейчас поймёт, скольких бастардов он успел наплодить. Только это никак не влияет на твоё право наследования, мальчик мой.
Старая сеньора основательно затянулась, сморщив бледные иссохшие губы, и выпустила густую сизую струйку дыма в открытое окно:
— Как там у тебя дела с прекрасными сеньоритами, дорогуша? Нет ли кого аппетитного на примете? Можно и вдовую жену взять, главное, чтобы приданое солидное за неё давали. А то, поди ж ты, и не увидеть мне правнуков на своём веку, не потетёшкать. Ах, не приведи господь, с тобой, как с Микеле, та же оказия приключится, и всё — достанется Лаперуджо мамкиному недорослю Дакапо.
Джулиано чуть смутился, даже немного покраснел от нескромных речей бабушки и отрицательно потряс головой. Дверь с силой распахнулась, и на пороге возникло растрёпанное и слегка озабоченное лицо младшего брата.
— Вот и он, лёгок на помине, — проворчала старуха.
— Ба, отец Бернар отвязал Кларичче, — сообщил Дакапо, обводя взглядом собравшихся.
— Зачем? — удивилась сеньора Роса.
— Он мне не сказал, — Дакапо шмыгнул чуть сгорбленным носом.
— Пойди и узнай, потом расскажешь, — сказала старуха, назидательно тыча трубкой в сторону внука, — а лучше приведи его сюда.
— Хорошо, — голова Дакапо исчезла из дверного проёма.
— Глупый, но старательный, — похвалила бабушка, откинувшись на спинку кресла.
— Что будет с сестрой? — поинтересовался Джулиано.
Бабушка ойкнула и быстрым жестом спихнула на пол Марселя, внезапно решившего укусить её за ладонь.
— Не знаю, — произнесла она в раздражении. — Я бы на месте вашего отца поскорее выдала её замуж, пока вся округа не прознала про испорченный товар. Но это если девка в ум вернётся, а если нет, то так и просидит под замком до конца своих дней.
— Рядом с Писсой есть прекрасный женский монастырь. Я мог бы устроить Кларичче туда, — сообщил Лукка, бросив короткий взгляд на бабушку.
— Хм, монастырь? — старуха почесала мундштуком кончик заострённого носа. — Я подумаю над твоими словами, но пока ещё рано отказываться от нашей дорогой девочки. Да и Патриция на такое ни за что не пойдёт. Всё-таки любимая дочь. Будем надеяться, малышка поправится — молодая ещё. Всё должно заживать, как на собаке: и раны, и душевные горести.
— Не слишком ли вы циничны, бабушка? — насмешливо поинтересовался Лукка.
— Ничуть, — возразила старуха, — поживёшь с моё — научишься здраво смотреть на вещи. Жизнь всегда лучше смерти, даже если цена той жизни позор и бесчестие.
— Оно и видно, что дед вас в порту Карта́хии[152] подобрал, — тихо проворчал Джулиано.
— Тут ещё вопрос: кто кого подобрал? — сварливо откликнулась сеньора Роса, при желании обладавшая феноменальным слухом. — Этот чёртов дом уже полвека стоит исключительно моими заботами, мальчик мой! Твоя матушка, уж прости за откровенность, высокородная племенная курица — только и умеет, что раздвигать ноги перед мужем, который по какой-то странной ошибке является моим сыном. На деле же всё, что может Эстебан — это глупо размахивать тупым палашом и налегать от скуки на молодое вино. Ах да, чуть не забыла, ещё у него худо-бедно получаются дети, но, увы, он совершенно не разбирается в цифрах и не способен зарабатывать деньги на земле предков.
— Он всё же граф, ему это без надобности, — Джулиано попытался защитить отца.
— О, Мадонна! — старуха трагически закатила бесцветные глаза и зашарила рукой в области сердца. — Почему большинство родичей у меня такие идиоты? И чем я так прогневала матерь божью, что она обделила их разумом? Ох, что-то мне нехорошо. Лукка, дорогой, позови отца Бернара.
— Ультимо, сходи за монахом, — попросил викарий, не глядя на брата.
— Он загонит меня в гроб, — проворчала сеньора Роса в спину выходившему из комнаты Джулиано.
— Да полно вам, ба, вы нас всех ещё переживёте, — не согласился Лукка.
— Льстец, — сеньора Роса расплылась в довольной улыбке.
— Ба, ты случайно не знаешь, где у нас купчая на землю?
— Если её нет в этом кабинете, вероятнее всего она на чердаке, в том старинном сундуке, принадлежавшем моему мужу, рядом с другими его замшелыми бумагами. Сундук тяжёленький. Подожди, пока вернётся Джулиано. Вдвоём спустите это чудовище сюда. Давно пора вынести его на свет божий и перетряхнуть.
Лукка задумчиво кивнул, вчитываясь в витиеватые буквы на старом пергаменте. Вскоре вернулся Джулиано, ведя с собой запыхавшегося отца Бернара. При виде монаха старуха приняла страдальческую позу и прижала ладонь к иссохшей груди:
— Мадонна миа, отче, вы хотите моей смерти? Неужели, чтобы подняться с первого этажа на второй, вам требуется полчаса?
— Что вы, сеньора, я спешил, как мог, — заверил старуху отец Бернар, отдуваясь. — Позвольте вашу руку. Так. Проверим пульс.
Монах замер, бережно придерживая сеньору Росу за запястье, изрезанное нитками синих вен. Старушка лежала в кресле чуть дыша, изображая крайнюю степень изнеможения. Лукка поманил Джулиано к себе, и оба брата вышли из комнаты.
— С вашими сосудами я бы рекомендовал отказаться от курения.
— Ах, отче, лисице проще скинуть мех, чем изменить повадки, — старуха приглушённо хихикнула. — Приготовьте-ка лучше мне ваших анисовых капель. Они так прекрасно подходят к моему апельсиновому ликёру…
— Алкоголь в вашем возрасте противопоказан, сеньора.
— Какие глупости, я не собираюсь жить вечно! — старуха в раздражении отдёрнула руку. — Лучше расскажите, что там с Кларичче?
— Я отвязал её. Девочка и так порядком натерпелась от мерзавцев Кьяпетта, чтобы продолжать множить её страдания.
— Вы уверены, что малышка не наложит на себя руки? — спросила сеньора Роса, задумчиво посасывая трубочку.
— Я оставил с ней Анну.
— Анна — сопливая девчонка — много ли она понимает в этом деле? Стоит ей заиграться, и не будет у нас Кларичче.
— Анна достаточно взрослая, и к тому же у неё доброе сердце.
— Будем надеяться, что с божьей помощью всё обойдётся, — сеньора Роса набожно перекрестилась, глянув на старинное распятье, висевшее на стене кабинета.
— Для надёжности я пустил Кларичче кровь и очистил желудок. Она сейчас спокойнее новорождённого ягнёнка.
— Я ничуть не сомневалась в ваших талантах, отче, но что с ней будет дальше?
Над головами что-то грохнуло, и с высоких белёных стропил виллы посыпалась пыль. Марсель, тёршийся у ног старой графини, втянул голову в плечи, насторожил уши и, вжавшись в пол, трусливо уполз под кресло сеньоры Росы. Отец Бернар задумчиво покосился на потолок:
— Если вас так заботит судьба внучки, я могу какое-то время снова пожить в Себилье.
— Да, это было бы прекрасно, — старуха довольно кивнула, — заодно присмотрите за раной Эстебана и моими старыми косточками.
Дверь в кабинет резко распахнулась, пропуская Лукку и Джулиано, сгибающихся вдвое под тяжестью сундука, окованного ржавыми
