Секретарь Никитос в приемной первой леди Компании только поднял глаза на Ольгу и согласно кивнул — у себя, голодная и понедельнично нервная.
Подтвердив принятие информации взмахом ресниц, Кампински шагнула дальше. Вообще-то, определенный резон в этих отдельных (удельных княжествах) кабинетах есть — про эти личные закутки сплетни обычно более пикантны, но проверить их невозможно, поэтому они априори передаются исключительно с пометкой «фантастика». Это в общем секторе все коллеги со своими интригами на виду, а здесь есть где разгуляться фантазиям уставших от офисной рутины сотрудников.
— Как Питер?.. — извлеченная из кабинета и препровожденная в сектор кафе, Вера лишь спустя минут двадцать смогла оторваться от руководящих телефонных звонков и почти осмысленно взглянуть на Кампински. Ольга к тому времени обеспечила столик привычными им с Верой блюдами и напитками и удивленно захлопала ресницами на слишком резкий Верин переход от дел Компании к ее личным, Ольгиным делам.
— Кстати, ты наверняка уже знаешь что оба Золотарева временно ушли на больничный? — не удерживается Вера и делает шаг назад.
Ольга согласно подтверждает.
— Но там Алешин с Талгатом, так что не вижу проблемы. По моему мнению так даже лучше.
— Семенов сказал то же самое, — отпив из своей кружки, Вера задумчиво покусывает губу, а потом вновь возвращается к Ольге. — Так… как Питер?
«Красив, романтичен, как и полагается северной нашей Венеции» — зачем-то еще раз Ольга вспоминает свой ответ уже после стремительного побега Веры. Разговор с ней сегодня отчаянно не клеился. Виной ли тому Ольгино чемоданное настроение или Верина непомерная загруженность, но факт вещь упрямая — обе сегодня живут на разных планетах и даже в разных часовых поясах.
«Странно ты как-то выглядишь, — выслушав историю смешного соседа и утренней рэп-побудки, Вера бросила на Ольгу внимательно-озабоченный взгляд, сделала собственный вывод. — В принципе, я после отпуска первые несколько дней тоже не понимаю еще где нахожусь. Ненавижу эти дни, но и без отпуска нельзя».
— Ты права, — тихо прошептала Ольга остывшему Вериному следу минут через пятнадцать после того, как она убежала, и в очередной раз сегодня Кампински осталась одна. — И дело даже не в отпуске, в котором я не была, а в проходящей мимо чего-то очень главного моей собственной жизни.
Как оказалась на крыше, Ольга помнит, конечно. Вышла из кафе, повернула за угол к офисам, пересекла «зимний сад» и краем взгляда заметила пустую кабинку лифта, деловито запирающего за покинувшими его людьми автоматические двери.
Идея не зря в инфографике зачастую рисуется лампочкой, вспыхнувшей над чьей-то случайной головой. Осененная виртуальным светом собственного спонтанного решения, в пару шагов преодолевает пространство, ловит вечно занятый лифт девственно пустым и командной кнопкой отправляет его вверх, словно там ее ждет долгожданный выход из сегодняшних странностей.
Выход на крышу открылся магнитному пропуску. В лицо ударил ветер, солнце в глаза, а в голову пьянящая то ли высота, то ли свобода и чувство немого восторга.
Сунув руки в карманы брюк, запрокинув голову в непосредственно-детской улыбке небу, Ольга некоторое время стояла и впитывала, пропускала через себя эту жизнь во всем ее буйном разнообразии.
«По сути дела — что есть Земля? Маленький голубой шарик в бесконечности Вселенной, но при этом как огромно сейчас мое чувство… любви?» — мысль спотыкается на полуслове. Ольга не спеша приближается к краю крыши, обезопасенному всевозможными поручнями-ограничителями.
«Самоубийцы мы с Ритой, — шутит не совсем знакомый образ, поселившийся сегодня в Ольгиной голове. — Наши с ней судьбы надежно хранились от опасности взаимных контактов такими же вот умно предусмотренными поручнями, но мы сломали их, а теперь летим с небоскреба… вниз или еще куда? Неизвестно».
Подобравшись к краю, насколько это возможно, Ольга смотрит вниз, отвлеченно вспоминает не реализованное еще желание прыгнуть с парашютом и сама себе тихо вздыхает, что в их с Ритой реальности парашют не предусмотрен.
«Только чистовик, набело, сразу, без страховочных дублей или спасительной формулы ctrl+Z».
«Что мы делаем-то с тобой, инопланетное счастье мое?» — задаваясь вопросами о «потом», Ольга либо видит к ним сотню всевозможных ответов, либо теряется в безмолвии без вариантов.
Не срабатывает даже старая мудрость — пусть же идет, как идет, время рассудит, расставит по местам, а некоторых в эти места еще и засунет.
«Время летит. Я впервые ощущаю его нереальную скорость, — щекоткой в животе волнуется страх, расходится в нервной системе эхом беспокойства. — Только природа его недоступна. Как уравнение со сплошными неизвестными и лишь интуитивным мотивом решения».
— Я хочу к ней, — вслух ветру шепчет одно из решений Ольга. — Я не могу сконцентрироваться на работе. Не могу здесь находиться, хотя знаю точно, что эта Компания — моя жизнь. Может быть, нам нужен отпуск? Увезти Риту куда-нибудь в Рим, пропасть самой.
Сощурив глаза на слегка искривленный в дугу горизонт, Ольга неслышно хмыкает, затем разворачивается и уверенно шагает обратно к дверям лифтовой площадки.
========== Часть 10 ==========
Приоткрыв глаза, щурясь на свет, Мишка фокусирует взгляд, и мир проявляется постепенно, словно слои в специальной компьютерной программе для работы с изображениями — фон, образы и силуэты, детали.
Светло — видимо, день. Силуэт имеет большую, круглую голову и светло-зеленую одежду, и явно не ангел — на небо с такой кошмарной щетиной вряд ли пускают.
— Ну и рожа у тебя, Карапетян! — собственный голос и хриплый смех кажутся Мишке чужими и какими-то горькими на вкус. — Как тебя жена только терпит с такой кх… кх… бородой.
— На свою харю посмотри сперва, — хмыкает армянин улыбкой во все свои здоровые тридцать два зуба. — Красавчик!
Он сидит рядом с кроватью на крутящемся табурете. В руках держит планшетку с какими-то бумагами, которые заполнял, пока проснувшийся Золотарев не начал признаваться в любви.
— Сколько время? — облизывая пересохшие губы, Миша пытается вспомнить, как он здесь оказался, но в голове шум и тело будто картонное.
— Начало третьего уже, по отделению «тихий час», — на ходу проверяя реакцию зрачков, внимание, щупая пульс, бурчит Арсен. — Голова как? Гудит?
— Н…да… — завозился встать Золотарев.
— Не так резко, — останавливает его Карапетян. Взгляд его, словно рентген, сканирует и сравнивает внутреннее Мишкино состояние с внешним. — У тебя еще действие препарата не вышло, может закружиться голова, будешь чувствовать слабость и, возможно, тошноту. Если тошнота будет сильной и начнет рвать, обязательно скажи сестре. Сотрясения у тебя не должно быть, но чем черт не шутит, пока бог спит.
— Мне на работу, — неуверенно возражает Мишка. События, предваряющие не самое приятное в его жизни пробуждение, барахтаются где-то во мгле головного шума, начинающего перерастать в боль. Он хотел убить Кампински. «Не убить, вестимо, а так…», но там откуда-то взялся Талгат.
— А Исин? — едва ворочая языком, словно разбухающим во рту с каждой минутой, спрашивает Карапетяна, ищет ответ в его реакции. Правда, читать в глазах Арсена что-либо, все равно, что искать ключ к иероглифам древнешумерского — без специальной подготовки просто никак, да и с таковой результат вряд ли даст высокий процент совпадений.
